Битва в космосе
Шрифт:
— Фральк, если я дам автомат твоим самцам, то буду волноваться не только за жизнь человеков на другой стороне ущелья, но и за безопасность своего экип… своих человеков. — Толмасов повторил эту фразу по-русски, затем снова на языке скармеров, чтобы Фральк получше понял его.
— Нет, Сергей Константинович, нет, — торопливо возразил Фральк. — Никогда ранить вас… вы наши друг. Мы дать вам… — Не разобрав последнее слово, Толмасов поднял руку. — Дать вам самцы, которых вы держать у вас, которым вы делать больно, если мы делать вам плохо, — объяснил Фральк.
— Короче, заложники, —
— Заложники, — с готовностью повторил Фральк. — Спасибо. Да, я уверен, что Хогрэм согласится дать вам сколько хотите ЗАЛОЖНИКИ, чтобы вы смогли доверить нам один из ваших автоматов.
Вдруг Толмасов абсолютно четко осознал, что должен сказать «нет» и уйти восвояси. Разборки минервитянских племен между собой — в общем-то, мелочь, но если в них ввяжутся люди, дельце запахнет крупным конфликтом между двумя сверхдержавами. Но… полковник не знал, каковы, черт подери, намерения янки, да тут еще этот Фральк. Кажется, вот-вот взорвется от напряжения. Впрочем, на его месте Толмасов тоже бы круто призадумался. А пока он решил держаться выжидательной политики.
— Я говорить с моими хозяевами владения. Если они сказать «да», мы торговать автоматы. Если «нет», мы не торговать, — слова легко слетали с толмасовских уст. Даже у московских маразматиков достанет ума не допустить, чтобы аборигены наложили свои трехпалые лапы на АК-47-ые.
Судя но возбужденному подрагиванию Фральковых конечностей, новоявленный милитарист воспринял услышанное как «добро».
— Спасибо, Сергей Константинович! Мы и так победили бы омало, а теперь мы разобьем их наголову. О, они расширятся перед нами навсегда…
— Хмм, — только и вымолвил Толмасов. Фральк входил в роль завоевателя со слишком уж большим энтузиазмом. Надо бы сменить тему, может, этот шестиглазый Наполеон немного остынет… — Мы оставлять это здесь? — указал он на труп кронга.
— Да, думаю, да… мясо его отвратительно, — ответил Фральк. — Когда-то давно когти его весьма ценились, но сейчас спрос на подобный товар низок… Может, потому, что кронгов не видели вблизи города уже много лет. — Старшему из старших явно не хотелось говорить о дохлом кронге; все его мысли были сейчас сосредоточены на «Калашникове». — С какого расстояния он может убивать?
— Дальше, чем ты сможешь бросить камень, — неохотно ответил полковник. Он не стал объяснять Фральку, что АК-74-ый прицельно бьет на три-четыре сотни метров, а пуля, пущенная наугад, способна убить существо размером со взрослого самца на расстоянии километра от стреляющего.
Впрочем, минервитянин и так был в восторге. — Великолепно! — воскликнул он. — Великолепно! Хогрэм придет в восторг, когда узнает, что мы сможем убивать глупых омало издалека, оставаясь в безопасности!
— Не забывай, что я говорить, — предупредил Толмасов. — Мои хозяева владения могут не позволить продавать вам автомат. Если они говорить «нет», мы не продавать. — Он двинулся прочь от мертвого кронга, обратно к городу Хогрэма. Может, когда у Фралька не будет перед глазами изрешеченного пулями трупа, его жар поостынет… «Тьфу, какой там у него жар», — подумал полковник.
Дудки. Всю дорогу до палатки старший из старших продолжал восхищенно
— Уж больно усталый у вас вид, — проговорил он участливо. — Будто марш-бросок совершили.
Толмасов чувствовал себя настолько изможденным, что с ходу выложил гэбэшнику все об инциденте, не думая, чем с ним следует делиться, а чем нет.
— Я даже думаю, что лучше бы эта тварь нас сожрала, — закончил он. — Тогда аборигены не узнали бы, на что способен автомат.
— А я думаю, что вы напрасно расстраиваетесь, товарищ полковник, — возразил Лопатин, заставив Толмасова насторожиться: гэбэшник переходил на официальный тон только в тех случаях, когда замышлял какую-нибудь гадость. — Разве братская помощь здешнему прогрессивному обществу в борьбе с деспотическим режимом на восточной стороне каньона не соответствует принципам марксизма-ленинизма? Диалектика истории на стороне скармеров; как же мы можем идти с нею вразрез?
— Есть два «но». Первое — мы на Минерве, а не на Земле. Второе — на той стороне есть люди, такие же земляне, как и мы. Судьба мне подобных волнует меня больше, нежели святость постулатов диалектического материализма, — отчеканил Толмасов и тут же сообразил, что последнюю фразу, пожалуй, говорить не стоило. Тем более гэбэшнику.
Но Лопатин отреагировал на нее на удивление спокойно.
— Принципы марксизма-ленинизма универсальны и незыблемы, Сергей Константинович, — произнес он с добротной менторской ноткой. — И вы знаете об этом не хуже меня. Итак, как вы намерены отнестись к просьбе Фралька?
— А никак, — честно ответил Толмасов. — Вернее, я просто скажу ему, что проконсультировался с Москвой и не получил разрешения на продажу оружия. Ну, и осторожно выясню у Брэгга, не собирается ли он снабжать омало своими пушками.
— Да, обязательно выясните насчет Брэгга, — кивнул Лопатин. — И, полагаю, стоит на самом деле запросить Москву на предмет поднятого Фральком вопроса. Просто чтобы не возникло никаких недоразумений. Естественно, это всего лишь мое предложение, товарищ полковник.
«Знаю я твои „всего лишь предложения“, сукин сын», — подумал Толмасов, казня себя за собственную дурость. Угораздило же разоткровенничаться с чекистом!
— Но сначала я прощупаю Брэгга, — упрямо повторил он. — А если получу от него недвусмысленный намек на то, что он собирается вооружить омало, решения Москвы нам ждать не обязательно. Но в противном случае…
— Правильно, — неожиданно легко согласился Лопатин, к вящему удивлению полковника. — Почему бы вам не связаться с янки немедленно? Если откровенно, я и сам не всегда доверяю компетентности некоторых московских коллег. Порой решения их несвоевременны, скажем так.
Сказал так, будто позволил себе великую откровенность, выболтал тайну. Толмасов и без него знал о степени «компетентности» московских экспертов, зачастую напрочь оторванных от действительности. Чего стоила хотя бы эта идиотская затея с мирными переговорами. А ведь он уверял их в бесполезности этой авантюры… И в итоге оказался прав.