Битва в пути
Шрифт:
Но вот Вальган умолк. Молчали и остальные.
«Что сейчас скажет секретарь обкома? — пытался угадать Бахирев. — О чем он думает?»
Лицо Бликина сохраняло все то же дружественно-покойное выражение. Он встал, не торопясь подошел к шкафу и вынул красный томик. Все молча и с интересом следили за ним, видимо ожидая поступков примечательных и поучительных. Бликин провел пальцем по краю книжки. На пальце остался пыльный след.
— Для виду держишь? — спросил он Вальгана, Тот развел руками:
— Не успеваю, Сергей Васильевич…
— Скажи
Бликин снова подошел к столу:
— Говорят, у тебя повар в рабочей столовой печет кренделя какие-то особенные?
— Знаменитые кренделя! — оживился Вальган, — Сейчас принесут.
— Зачем приносить? Пойдем-ка, товарищ директор, в цеховую столовую да похлебаем за одним столом с рабочими! Такая похлебка иной раз полезнее директорских разносолов…
Пока все одевались, Бахирев и Вальган на минуту остались вдвоем в кабинете.
— Ты что, Дмитрий Алексеевич? — с гневным удивлением спросил Вальган. — Тут серьезный разговор, а ты… Ты что тут палки совал в колеса?
— Я считаю, что надо ставить вопрос в принципе. — Хочешь сидеть с принципами и без программы? — зло усмехнулся Вальган. — Ну, ну, дорогой…
Он вышел из кабинета, Бахирев поплелся следом, «Зачем приезжал секретарь обкома?» — упорно спрашивал он себя.
Ничего не случилось, но именно это отсутствие происшествий и казалось ему самым необычайным происшествием. Если бы разразился скандал, если бы спори-ли, кричали, снимали с работы — все показалось бы ему естественнее.
Вечером Бахирев вызвал к себе Уханова. Подтянутый и как всегда бодро-оживленный, Уханов вошел в узкпй и длинный кабинет Бахирева.
Он помнил лестную просьбу Вальгана «подключить» Бахирева и был преисполнен снисходительной доброже» лательности.
— Я могу вам быть полезным, Дмитрий Алексеевич? «Новый», не поднимая глаз, приподнял свои стянутые к переносью брови.
— Вы мне нужны. Садитесь…
Уханов сел не в той свободной и непринужденной пoзe, в которой он сидел рядом с Вальганом и за которой скрывалось его уважение и даже восхищение директором. Он сидел с подчеркнуто уважительным видом, желая из снисходительности и добродушия замаскировать свое истинное отношение к «новому».
В удачливом, общительном, располагающем к себе Уханове «новый» с его медленной ориентировкой, сумрачным видом, неумением войти в коллектив вызывал пренебрежительное, но искреннее сочувствие.
«В своем коллективе расти и обгонять трудно, — думал он. — Все помнят тебя начинающим сосунком… Но не уметь войти в новый коллектив! Оказаться в положении мальчишки, которого «подключают»!»
— Чем могу быть полезен? — с готовностью повторил он.
— У меня есть к вам несколько вопросов разного порядка… Первый вопрос будет общий, — бубнил «новый». — Что вы считаете необходимым предпринять для снижения себестоимости и поднятия производительности труда?
— На заводе имеется
— Здесь семьсот два мероприятия. Совершенно неясно, что здесь первоочередное и главное. В этом смысле план недодуман и недоработан.
«Однако!» — подумал Уханов и сказал с достоинством:
— Обвинение не могу взять на себя. План разработал коллектив завода. Я только главный технолог! — И, улыбнувшись, с чуть заметной иронией добавил: — И я привык разговаривать конкретнее.
Бахирев молчал. Уханов выжидал, разглядывая крупное, неподвижное лицо «нового». Молчание затягивалось. Слышно было, как за стеной захлопали двери и зазвучал топот многих ног — кончался рабочий день.
— Хорошо. Будем говорить конкретнее, — сказал Бахирев и вынул новую папку. — Первый конкретный вопрос. — Главный инженер так нажал на слово «конкретный», что оно кольнуло Уханова. — Какие станки и механизмы грозят срывом программы третьего квартала?
— У нас не бывает срывов программ… По крайней мере не бывало до этого времени, — отчеканил Уханов, Он хотел сказать: «Не бывало до вашего прихода, а теперь, возможно, и будут».
— Не бывало потому, что простои оборудования покрывались за счет энтузиазма и доблести.
— Вы против энтузиазма и доблести? — спросил Уханов, перенимая у Вальгана манеру щуриться и чеканить слова в минуты гнева.
— Против! — отрезал главный инженер.
— Вот как?!
— Я против доблести и энтузиазма, когда ими покрывают недостатки организации. Но я согласен поставить свой «конкретный» вопрос иначе, — с монотонностью и методичностью машины продолжал главный. — Скажите мне: какие станки необходимо отремонтировать в первую очередь?
— Я могу представить вам полную документацию…
— Я уже проверил документацию. Балансировочный станок, по документам, находится в аналогичных условиях с другими станками линии, однако он в идеальном состоянии. Сверлильный станок в угрожающем состоянии. Документы этого не отражают…
Сонные веки «нового» тяжело приподнялись. Глаза, длинные и острые, взглянули непреклонно. «Да что он, на самом деле? Ловит меня?» Островерхая крышечка на чернильнице блестела под неярким светом настольной лампы. Уханов смотрел на эту крышечку, чтоб не смотреть на Бахнрева.
— Как вам известно, — не отрывая глаз от чернильницы, процедил Уханов, — я главный технолог, а не главный инженер…
В кабинете снова воцарилось молчание. Очевидно, главный инженер обдумывал слова и поведение технолога. Их разговор превратился в охоту— Бахирев расставлял ловушки, Уханов ускользал из них.
За стенами кабинета тоже стояла тишина: рабочий день кончился. Длинные часы с золоченым маятником отсчитывали минуты. Бахирев сказал все тем же методично-монотонным голосом:
— Хорошо… Я буду говорить с вами как с главным технологом. Скажите: какие наиболее серьезные отклонения от техпроцесса вы числите по заводу?