Битва в пути
Шрифт:
— Ну что же? — печально сказал Василий Васильевич. — Я, это был действительно, так сказать, я.
— А что же это за машина?
— А машина эта была, так сказать… незаконная… с, так сказать… незаконными материалами.
— С ворованными, ты хочешь сказать? — допытывался Чубасов.
— А ну и с ворованными, если уж называть по закону, — еще печальнее согласился Василий Васильевич.
Чубасов от неожиданности поперхнулся папиросным дымом и закашлялся.
— Так что ж ты там делал, Василий Васильевич? Ловил ты их, что ли? Уличал?
— Зачем их уличать? Я, так сказать… погружался…
— Куда
— Да не я погружался… материалы грузил. Трубку отопительную… опять же баббит и олово.
— Не путай ты меня, ради родителей! Рассказывай толково!
— Приезжают, значит, ребята с подшефной МТС. Секретарь парторганизации Павел Петрушечкин… из наших, из заводских. «Нечем, говорят, тракторы ремонтировать! Район захудалый… МТС захудалая…» Когда б я еще своими глазами не видел! А то ведь бывал, видел! Пошли мы к Семену Петровичу. Тот говорит: «Рад бы душой, да не дано право директору выписывать на сторону. Не могу взять на себя ответственности». Вызвал он, конечно, бухгалтера. И тот опять же: «Права не имею и ответственности не беру, надо через главк». А через главк опять же получатся подушки!
— Какие подушки? — удивился Чубасов.
— Те проклятущие, стройконторские. — Василий Васильевич раскраснелся; видно, история подушек сидела у него в печенках. — Завезла к ним в район стройконтора подушки для общежития лезозаготовителей. Давно заготовителям понастроили дома. Общежитие ликвидировали. А подушки на складе второй год лежат да лежат! А тут МТС выстроила общежитие для трактористов. Одеяла, матрацы закупили, а подушек нет во всей области! А акурат через дорогу истлевают бесполезно сто стройконторских подушек. МТС просит: «Продай!» Стройконтора говорит: «Рада бы продать, да закон не велит! Пишите в область!» Из области ответ: «Рады бы продать, да закон не велит. Пишите в главк». Главк опять: «Рад бы, да закон не велит. Пишите в министерство». Писали в министерство.
Второй год нет ответа. И хоть бы подушки-то были пуховые! А то из куриного пера!
— При чем тут подушки? — еще настороженнее спросил Бахирев.
— Так ведь писать про баббит в главк — разводить «вторые подушки». А пшеничка не человек. Человек стерпит — два года переспит головой на железке! А пшеничке постель приготовь мягкую! Обсказали мы все это Семену Петровичу. А он опять «Ответственности на себя не беру… однако, мол, если найдется такой… желающий, так сказать, взять ответственность… то я ему, так сказать, не препятствую». Вышли мы с Павлушкой. Парнишка чуть не плачет. И то сказать, заплачешь на его месте! Упрекает меня. «Хлеб, говорит, каждый день хочешь кушать?! Ты, как коммунист… Я, как коммунист…» Ну, думаю, так сказать… Должен же кто-то взять на себя ответственность? — Старик вздохнул и заключил: — Ну, и взял на себя.
— Василий Васильевич, — спросил Чубасов, — Семен Петрович об этом знает?
— А как же? «Делай, говорит… на свою совесть. Я, говорит, ничего не слышал, ничего не видел».
Бахирев сильно дернул себя за вихор и поднял голову.
— Василий Васильевич… А ведь я тогда, на рапорте, напустился не столько из-за печей, сколько из-за этого случая.
— Что же вы… что ж вы подумали?
Бахирев
Старику до этой минуты и в голову не приходило, что кто-то может заподозрить его в краже.
Чубасов пытался успокоить его:
— Василий Васильевич! Полно! С кем не бывает. Ведь новый человек на заводе. А тут такое стечение обстоятельств!
— Люди других по себе судят, — сказал мастер. — Кто сам на низость не пойдет, тот и на другого не подумает.
Он встал, надел свой затрепанный серый картузик. Бахиреву казалось, что даже этот картузик смотрит на него с горьким упреком.
Старик вышел из комнаты.
— Ну, что ж… стоило позвать Василия Васильевича? — спросил Чубасов.
Они разошлись с ощущением неловкости и взаимного недовольства. Бахиреву было стыдно за историю с Василием Васильевичем, но он был недоволен и тем, что весь разговор свелся к этому случаю. Чубасов не мог преодолеть неприязни к Бахиреву, оговорившему старика.
Со свойственной ему способностью сосредоточиваться на одном деле Бахирев отбрасывал от себя все, что мешало ему. И все же иногда он тупел от неудовлетворенности собой, текучки, усталости и того недоброжелательства окружающих, которое ощущал все сильнее.
«Может, прежде чем перестраивать завод, самому отступить и перестроиться? — думал он, лежа в постели бессонной ночью. — Не обижать стариков, слушаться Вальгана, брать пример с Чубасова — голоса не подымать из осторожности? К черту все мои выдумки! Все мои потуги к черту!
Катино дыхание казалось приглушенным. Может быть, она тоже не спит? Не только он, но и жена и дети не приживались на новом месте. Один Рыжик поддерживал боевой семейных дух.
— Опять не спишь, Митя?
Она обняла его шею горячей, душной рукой. — Ты не мучь себя, Митя. Ты попроще, потише. Все обойдется.
— Что обойдется? Что ты знаешь? — Ох, я же вижу!
— Душно здесь. Топят, как в бане! Он встал и открыл форточку.
…Отупевший от бессонной, бездеятельной ночи, он брел через предзаводскую площадь. Утро было по-весеннему ярким и говорливым. В сквере звонко чирикали воробьи; ручьи, журча, струились по мостовым; рупоры на всю площадь беззаботно напевали: «До чего же хороши вы, Жигули». Сотни людей невольно шагали в ритме песни. Мягко гудя на поворотах, сверкая от солнца и чистоты, рулили к заводу «Победы» и «ЗИСы». Среди общего радостного движения бросался в глаза темневший у входа трактор с пробитым боком. Пробоина, большая, черная, зияющая, с рваными краями, напомнила Бахиреву пробоины в танках от бронебойных снарядов.
Бахирев подошел и спросил тракториста:
— Бомбили вы его, что ли?
— Не мы его, а он нас! — сердито ответил тракторист. — Ваши трактора стреляют. Едва человека не убило. Привертели четыре противовеса на коленвал. Говорят, от них мотор ровнее работает. А по мне без них лучше. Если они все у вас начнут срываться, костей не сосчитаешь.
Раненый трактор стоял среди веселого утреннего движения, непонятный и одинокий в своей неподвижности и в своем увечье; трос, за который его приволокли сюда, валялся под ногами людей.