Битва вечной ночи

Дарт-Торнтон Сесилия

— Твоя страсть — прекраснейший из всех тиранов мира, — произнес Торн. — И почему нам отказывать ей?

Девушка подняла взгляд наверх — туда, где роскошная вышивка его воротника отгибалась назад, обнажая шею Торна, мягкую впадинку там, где встречались две прямые ключицы. Над этой впадинкой поднимался мужественный изгиб его горла. При каждом завораживающем слове, что слетало с уст возлюбленного Тахгил, под кожей у него словно бы перекатывалась спелая слива. Глаза девушки вбирали в себя мельчайшие детали, прослеживали скульптурные очертания его подбородка, чисто выбритого, но все же словно бы припудренного темным порошком в тон его волос, потом — линии чеканных скул и

все, до единой, черты лица, столь прекрасного, что ни одна женщина не могла бы взирать на него, не почувствовав, что сердце у нее разрывается на куски.

— Не вздыхай так печально, маленькая моя птичка. Ты получишь столько меня, сколько пожелаешь, и даже больше. — В голосе его сплелись радость и легкая насмешка. — Я не стану жалеть времени на то, чтобы вдосталь тебя порадовать.

Легко, словно ребенка, подняв Тахгил-Ашалинду на руки, он уложил ее на диван, обитый темно-красным, почти черным шелком, края которого были вышиты серебром и жемчугом.

Девушка глядела на возлюбленного — и не могла наглядеться, упивалась его красотой, думала только о нем, позабыв про все на свете. Звездный свет играл в волосах Торна, зажигал их нежным сиянием полуночного неба. Ловкие длинные пальцы Короля-Императора уже расстегнули пояс, на котором висел кинжал, отшвырнули его в сторону. Украшенная самоцветами рукоять кинжала ударилась о пол, зазвенела, тихо, но резко и неприятно. Внезапно Тахгил вспомнила, как рука Торна совсем недавно лежала на ее рукаве.

Ашалинда вскочила на ноги, срывая с горла тилгал и железную пряжку. Цепочка лопнула, украшенный листьями нефрита тилгал покатился по полу. Девушка крепко зажала в кулаке стальную пряжку. Кейтри, про которую до этой минуты оба напрочь позабыли, в страхе съежилась в другом конце комнаты. Смущенная интимностью этой встречи, невольной свидетельницей которой сделалась, девочка зажмурилась. Теперь же внезапный шум испугал ее еще сильнее и заставил открыть глаза.

— Господин мой, — Ашалинда на миг заколебалась и набрала в грудь побольше воздуху, — вижу, что тебе позволили сохранить кинжал. Но как наши тюремщики не побоялись оставить оружие пленнику?

Мерцающую пелену волшебства всколыхнул порыв внезапного ветра.

Или так показалось.

— Светлые не боятся клинков, сработанных смертными мастерами, — холодно ответил Торн, пристально глядя на девушку.

— Господин мой носит кинжал слева. Как же он достает его, если не правой рукой?

Он улыбнулся белозубой волчьей улыбкой. У Ашалинды волосы встали дыбом.

— Кто ты?

— Госпожа, госпожа, да что вы такое говорите? — Кейтри дернула ее за рукав. — Ваше величество, умоляю, не обращайте внимания. Моя госпожа столько натерпелась…

Ашалинда оттолкнула ее в сторону.

— Кто ты?

— Не узнаешь меня, Элиндор?

Черты его слегка изменились — а быть может, чуть по-иному заработали клетки на сетчатке глаз девушки, или чуть иные сигналы потекли от зрительных анализаторов к мозгу. В чем бы ни состояла перемена, она была еле уловимой. Но вполне достаточной.

— Нет! — В ужасе Ашалинда пыталась отрицать страшную правда. — Нет!

Однако это была правда. Пред ней стоял не Торн, но и — чего она испугалась в первый миг — не сладострастный ганконер, Юный Валентин из Циннарина. Девушка побелела, как лилия.

— Назови мое имя, — велел он.

Слезы черными осами роились в глазах Ашалинды.

— Назови! — повторил он.

— Морраган.

— Вот так-то, — неторопливо промолвил он. — Как нежно звучит имя первой любви в устах любой девушки.

— Ошибаетесь, сэр. Я никогда не любила вас.

Он

насмешливо смотрел ей в лицо.

— Раз за разом ты не жалеешь усилий, чтобы увидеться со мной в моих же собственных владениях — дважды в Каркоиноре, один раз в Призрачных Башнях, а теперь вот и в Готалламоре. И каждый раз являешься ко мне в отрепьях. Вижу, что и на этот раз та же история. Неужели ты иначе не можешь? Явись ты ко мне в чуть более пристойном виде, кто знает, я бы мог взглянуть па тебя с большим интересом. Если хочешь заслужить мою благосклонность, милая, придется постараться получше.

— Я искала тебя не из любви!

— А разве ты решила покинуть Королевство не для того, чтобы разделить со мною мое изгнание? Конечно, ты возражаешь, как подобает целомудренной девице, но твои действия говорят убедительнее любых слов. Похоже, ты без меня просто жить не можешь.

Ашалинду вдруг охватили сомнения — а вслед за ними и ужас. Кажется, в обвинениях Моррагана было зерно истины, но как же так? Разве такое возможно?

— Ошибаешься! — вновь возразила она, однако на сей раз без прежней уверенности.

Слова Принца-Ворона звучали холодно и расчетливо.

— Научись понимать сама себя. И постарайся, чтобы это произошло поскорее, покуда мне не прискучило твое свежее личико и я не отверг тебя, когда ты сама придешь умолять меня. Ты всего лишь смертная, ты быстро увянешь. Много куда более счастливых в этом отношении дев добиваются моих милостей.

— Так их и уважь, — осмелилась заявить она. Стены — если то были стены — треснули, прорезанные прожилками серебряного пламени. Морраган погладил Ашалинду по щеке, запустил руку в ее волосы, сжал пряди в горсти. Голову девушки словно охватило огнем. Не желая радовать врага своими страданиями, она с трудом стерпела боль и сумела подавить крик.

— У меня есть железо! — Ашалинда подняла на ладони стальную пряжку. — Берегись, не то обожжешься!

Он тихо рассмеялся и недрогнувшей рукой взял пряжку у пленницы. Стальная вещица, холодно поблескивая, лежала у него на ладони. Вот он сжал руку — а когда вновь разжал, на пол стекла струйка ржавой пыли.

Ашалинда побледнела еще сильнее.

— Неужели дошло и до этого? — прохрипела она. — Чтобы принц Светлых брал смертную силой? Да где твоя гордость?

— Я бы легко мог заставить тебя угождать мне. — В смехе Моррагана звучал львиный рык. — И заставлю, но не так, как ты думаешь. И если меня останавливает гордость, глупая девчонка, сама и жалей об этом, ибо ты откладываешь такую первую ночь любви, какая только выпадала когда-либо на долю простой смертной. Если меня сдерживает презрение и неохота тратить свое время на непостоянную и никчемную дурочку, вспомни, кто ты такая, и уповай возвыситься над своим низким статусом, чтобы получше услужить мне.

Он отпустил ее.

— Ступай, — резко произнес наследный принц Светлых. Звездное сияние и серебристое пламя очерчивали его стройную красивую фигуру. — Умойся и оденься, как подобает гостье, ибо ты останешься моей гостьей, пока не отыщешь для меня Ворота. Когда же твою эфемерную красоту освежит вода и украсит блеск драгоценных камней, хорошенько обдумай то, что я тебе сказал.

Смятение окутало Ашалинду силками нерешительности. Вокруг, пронизывая стены от пола до потолка, ровно горело пламя, лижущее языки лунного света. Сейчас девушка не боялась, не могут ли они испепелить стены ее темницы, обрушить их ей на голову, хороня ее под обломками. Ибо иное откровение молнией пронзила ее сознание, расшатывая все, до единой основы мироздания — откровение столь же шокирующее, сколь и глубокое, и не менее болезненное оттого, что так запоздало,