Битва за Берлин. В воспоминаниях очевидцев. 1944-1945
Шрифт:
Короче говоря, я хочу двинуться на Берлин как можно более прямым и быстрым путем объединенными американскими и британскими силами, при поддержке других имеющихся в нашем распоряжении сил, через ключевые центры, занимая стратегические районы на флангах, действуя в рамках единой, скоординированной операции.
На данном этапе невозможно определить точное время этих ударов или их силу, но я был бы рад узнать Вашу точку зрения по основным вопросам, поставленным в моем письме».
Само собой разумеется, это послание Эйзенхауэра написано в тот момент, когда Красная армия находится далеко от германской столицы и только еще приближается к восточной границе Польши (к этому времени Красная армия уже давно вышла к Висле. – Ред.). Три дня спустя Монтгомери ответил на это послание. Письмо состоит из двенадцати пунктов, два из которых касаются Берлина:
«5. Я полагаю,
6. Если Вы согласны с п. 5, тогда я считаю, что достаточно будет 21-й группы армий, в том числе девять дивизий 1-й американской армии. (21-я группа армий союзников включала 1-ю армию (канадскую), 2-ю армию (английскую), 9-ю и 1-ю американские армии. – Ред.)
Эти силы должны располагать всем необходимым по части снабжения; другие армии при проведении своих операций должны будут обходиться тем, что им останется».
Планы Эйзенхауэра и Монтгомери закончить военные действия взятием германской имперской столицы были перечеркнуты в декабре 1944 года неожиданным наступлением Гитлера в Арденнах. Англо-американский фронт оказался в кризисном положении, и в то время, как в январе 1945 года Красная армия начала крупномасштабное наступление на Висле и добилась большого успеха, Эйзенхауэр и Монтгомери пытались вновь взять под контроль ситуацию на западной границе германского рейха. Лишь постепенно им удалось восстановить военную мощь и боевой дух англо-американских армий. Только в марте 1945 года удачная операция по одновременному форсированию Рейна в нескольких местах позволила войскам и военному руководству союзников вернуть былую уверенность в своих силах. К этому времени Жукова отделяли от Берлина всего лишь каких-то 70–80 (60. – Ред.) километров, а войска западных союзников находились от столицы рейха на расстоянии 400 километров. Тем не менее союзники стали готовить так называемую операцию «Эклипс», собираясь при благоприятном стечении обстоятельств сбросить на Берлин отряды парашютно-десантных войск. Отвечать за выполнение этой операции должен был командир 18-го воздушно-десантного корпуса генерал Риджуэй. 25 марта 1945 года Эйзенхауэр приказал напечатать предостережение германскому вермахту и довести его до сведения немецких солдат, сбросив листовки с самолетов над позициями германских войск:
«Солдаты и офицеры вермахта и войск СС!
В октябре 1944 года главнокомандованию союзников стал известен приказ ставки фюрера, датированный 18 октября 1942 года с грифом «Совершенно секретно», который был направлен в местные комендатуры. В этом секретном приказе предписывается казнить на месте десантников и парашютистов войск союзников. Поэтому главнокомандующий войсками союзников направляет вам следующее предостережение:
В ходе боев на территории рейха вы можете столкнуться с более или менее крупными подразделениями и частями десантников или парашютистов войск союзников. Такие войсковые формирования могут быть десантированы в глубоком тылу за линией фронта. Особо подчеркиваем: такие войска не являются террористическими. Это такие же солдаты, которые надлежащим образом выполняют свой воинский долг. Поэтому казнь одетых в военную форму десантников и парашютистов является нарушением законов и признанных правовых норм ведения войны. Все лица, офицеры, солдаты и штатские, которые принимают участие в отдаче или исполнении вышеупомянутого приказа ставки фюрера, могут быть самым строгим образом привлечены к ответственности и осуждены в соответствии с их виной. Это же касается и приказов подобного рода, которые были отданы ранее или будут отданы в будущем. На этом последнем этапе проигранной войны в ваших же интересах тщательно взвешивать все свои поступки. Вас будут судить в соответствии с вашим поведением. Суд будет строгим и справедливым, но и беспощадным».
Для Эйзенхауэра Берлин потерял свой приоритет. Более серьезно, чем Эйзенхауэр, для которого главным являлась военная сторона дела, о политическом значении наступления на Берлин размышлял Монтгомери. 23 марта 1945 года премьер-министр Уинстон Черчилль появился с визитом в его штаб-квартире и обсудил с ним дальнейшие фазы операций британских войск в Германии. В своих мемуарах фельдмаршал пишет:
«После того как мы форсировали Рейн, я начал обсуждать с Эйзенхауэром планы наших дальнейших операций. Мы совещались
Однако теперь он думал иначе. Свою новую точку зрения он выразил в своей радиограмме от 31 марта 1945 года, когда заявил буквально следующее: «Вы наверняка заметили, что я ни слова не сказал о Берлине. Для меня это всего лишь географическое понятие, а географией и тому подобными вещами я никогда не интересовался. Моей целью является уничтожение вооруженных сил противника, чтобы окончательно сломить его сопротивление».
Со своей стороны я посчитал бессмысленным продолжать дискуссию на эту тему. У нас с ним и прежде было достаточно много разногласий по важнейшим вопросам, кроме того, время и так уже было упущено!»
Черчилль, который тоже осознавал политическое значение Берлина для послевоенной ситуации в Германии, выразил протест «шефу» Эйзенхауэра, президенту Рузвельту. 1 апреля 1945 года он направил президенту Соединенных Штатов послание, состоявшее из восьми пунктов. В нем Черчилль детально останавливается на проблеме взятия Берлина:
«Совершенно ясно, что наши союзные армии на севере и в центре Германии должны сейчас решительно и с максимальной скоростью продвигаться по направлению к Эльбе, не отвлекаясь на решение других задач. До сих пор целью нашего наступления был Берлин. Но сейчас генерал Эйзенхауэр, опыт которого я высоко ценю, собирается, опираясь на оценку вражеского сопротивления, изменить направление наступления своих войск дальше на юг, чтобы выйти к Лейпцигу, а возможно, и еще южнее, к Дрездену. Для выполнения этой задачи он выделяет из Северной группы армий 9-ю армию, которая должна расширить свой фронт в южном направлении. Я буду очень сожалеть, если вражеское сопротивление окажется таким сильным, что это ослабит наступательную мощь 21-й британской группы армий (в составе которой помимо 1-й канадской и 2-й английской армий были 9-я и 1-я американские армии. – Ред.) и она будет вынуждена остановиться перед Эльбой или на рубеже Эльбы.
Я заявляю совершенно открыто, что Берлин все еще сохраняет большое стратегическое значение. Ничто не сможет вызвать такое отчаяние в рядах все еще сопротивляющихся германских сил, как падение Берлина. Для германского народа это явилось бы предвестником скорого поражения в войне. С другой стороны, сопротивление всех немцев, сражающихся с оружием в руках, только возрастает, пока над Берлином развевается немецкое знамя и пока лежащий в руинах город отражает русскую осаду.
Существует еще одно обстоятельство, которое мы с вами должны иметь в виду. Несомненно, русские армии войдут в Вену и захватят всю Австрию. Если они захватят также еще и Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток, и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется мне разумным и правильным и с военной точки зрения».
Однако это обращение Черчилля находит горячий отклик только среди его соотечественников. Кажется, что на этом заключительном этапе Второй мировой войны американцы окончательно потеряли политическое чутье. Их совершенно не интересовал Берлин и вообще продвижение их войск на восток, в тот оперативный район, который по Ялтинскому соглашению все равно должен был войти в русскую зону оккупации. Известный американский журналист Ральф Ингерсолл, служивший в оперативном штабе 12-й американской группы армий (в которую входила только одна 3-я американская армия. – Ред.), откровенно признает это: «На наших армейских картах уже были нанесены зоны оккупации; за два месяца до окончания войны мы получили специальную карту».
Генерал Брэдли, командующий 12-й американской группой армий, которая действовала на направлении главного удара, подтверждает американскую позицию в этом вопросе. Брэдли был не согласен с предложением Черчилля наступать в направлении на Шлезвиг-Гольштейн и Берлин. Он пишет: «Если бы зоны оккупации не были определены, то из политических соображений я бы поддержал наступление. Но в данном случае я не вижу смысла нести потери в битве за город, который мы все равно должны будем передать русским».