Битва за Клык

Райт Крис

Он знал, что должен отвернуться, но содержимое резервуаров удержало его. В них плавали тела, темные очертания людей, подвешенные в жидкости. Огромные грудные клетки, мускулистые руки, толстые шеи. Профиль принадлежал космодесантнику, такой же крупный и могучий. Они не двигались, просто висели, слегка покачиваясь. Морек смутно различил спирали шлангов прицепленных респираторов, закрывающих их опущенные лица.

Он отвернулся, зная, что зашел слишком далеко и подавляя любопытство.

Любопытный разум открывает дверь к проклятью.

В этот

момент он увидел слева металлический стол, в стороне от лучей светильников. Его глаза уставились на то, что было на нем.

Медленно, почти бессознательно, Морек почувствовал, как его ноги несут его к столу. Он прошел мимо резервуаров, забыв об их содержимом. Он не мог отвести взгляд, не мог повернуть назад.

На металлическом столе лежало тело, или возможно труп. Его гигантские легкие не дышали, по крайней мере, он не смог этого разглядеть. Он был такой же, как и остальные: обнаженный, распростертый на спине, руки вытянуты вдоль тела.

Морек сразу же испытал чувство неправильности. Мгновенье он не мог понять, что именно было не так в теле, он видел много их прежде, но потом он пригляделся.

Предплечья были гладкими, почти безволосыми. Ногти на руках не длиннее его собственных. Челюсть — квадратная, но без признаков волчьей вытянутости. Во рту не было места для клыков, только для зубов смертных.

Морек подошел поближе, его дыхание немного участилось. Глаза трупа были открытыми, пустыми и невидящими.

Они были серыми, как у него, со зрачками, как у смертных. На массивном лице не было ни излишней растительности, ни тяжелых надбровных дуг. Однако мускулатура присутствовала, она была твердой и крупной, но бесформенной.

Это существо было чем угодно, но не Космическим Волком. Оно было подделкой, подобием, насмешкой.

Морек почувствовал тошноту в горле. Для него Небесные Воины были священны, как и мировая душа, как духи льда, как жизнь дочери. Это же была мерзость, какое-то ужасное вмешательство в неизменный порядок вещей.

Он сделал шаг назад. Позади него, в операционной он услышал трэллов, которые старались спасти жизнь Аунира Фрара.

Это запрещено. Я не должен быть здесь.

Его тошнота сменилась страхом. Он видел взгляд в глазах трэллов в кожаных масках, и знал о репутации телотворцев. Они не прощали нарушения владений.

Морек повернулся и поспешил тем же путем, которым пришел, отводя глаза от плавающих фигур в цистернах, игнорируя стоявшие за ними вдоль стен модули странного оборудования, едва видя ряды крошечных пробирок, расставленных в заботливом порядке под управляемым светом.

Где-то позади него раздались тяжелые шаги, и его сердце подскочило. Он продолжил идти, держа голову низко, надеясь, что тот, кому они принадлежали, направляется в другое место. Соединенные комнаты сбивали с толку, мешая найти верный путь, а звук исходил отовсюду.

Шаги стихли. Морек снова был в приемных покоях с пустыми металлическими столами. Перед ним был выход и коридор, ведущий к шахте лифта.

Его сердце сильно стучало.

Любопытный разум открывает дверь к проклятью.

Он посмотрел на свои руки. Они

были шероховатыми, мозолистыми, огрубелыми за время службы Небесным Воинам. Они тряслись. На мгновенье он остановился, не думая о том, что трэллы увидят его.

Чем было то существо?

Он все еще стоял несколько ударов сердца, неуверенный в том, чему был свидетелем. Волчьи жрецы были стражниками Этта, хранителями традиций Влка Фенрика. Если они санкционировали это, значит, имели на то разрешение.

Оно было мерзостью.

Он оглянулся через плечо. Перед ним тянулись выложенные кафелем комнаты, каждая из которых вела в следующую, каждая пахла антисептиками и кровью. Он почувствовал, как снова подступает тошнота.

В Зале Клыктана он кричал до хрипоты в знак преданности Небесным Воинам, олицетворению божественной свирепости Фенриса. Как он не старался, он не мог вернуть этот душевный настрой.

Пошатываясь, не помня, ради чего пришел в это место, он вернулся к шахте лифта. С его открытого, преданного лица исчезла уверенность.

На ее месте, впервые за всю жизнь Морека, было сомнение.

 Глава 10

Черное Крыло резко сел на металлический конференц-стол, игнорируя дюжину людей, сидящих вокруг него, и провел руками по спутанным волосам. Он не обращал внимания на мерцающий свет ламп, на дюжину кэрлов, стоящих на вытяжку у стен в грязной униформе, и на раздававший снизу скрежет поврежденных двигателей.

Он чувствовал себя стесненным, грязным, запертым. Каждый день с момента бегства с Фенриса был изнурительной чередой аварий и ремонта, все ради того, чтобы не дать «Науро» развалиться.

Это была унизительная работа, годная возможно для смертных, но не для него. Он был рожден для более достойных дел, для мастерского убийства в тенях, для торжества в боях космической войны. Необходимость прислушиваться к совету засаленных рабочих машинариума и обреченным заявлениям тактиков корабля донимала его в высшей степени.

Не то, чтобы ситуация была гнетущей. Он достаточно знал о механике космического корабля, чтобы понять, когда он будет на грани. Откровенно говоря, это уже должно было случиться — корабль был все еще в двенадцати днях пути от Гангавы, и этот график был возможен только потому, что он продолжал подгонять варп-двигатели вопреки протестам штурмана корабля. Несколько дней назад он допустил ошибку, спросив инжинария «Науро» — смертного, прошедшего всестороннее обучение у техноадептов Адептус Механикус, что делает дух машины все это время.

— Вопит, сэр, — ответил тот своим грубым, деловым голосом. — Вопит, как унгор с перерезанным горлом.

К счастью Черное Крыло не был нечувствителен к подобным вещам.

В то же время он был нечувствителен ко многому. Он никогда не был близок со своими боевыми братьями, никогда не заводил дружбу, которая скрепляла отделения. Он презирал старших офицеров, его раздражала дисциплина, которую они устанавливали. Даже в Ордене Космических Волков, известном по всему Империуму за вольное отношение к Кодексу Астартес, дисциплина была суровой.