Битва за Рим
Шрифт:
– У тебя была возможность выбирать.
– В том-то и дело, что никакой! Чаще всего так и происходит.
– А по-моему, тебе следует признать, что дядя Марк лучше тебя разбирается в таких делах. Как и во всех остальных. В том, как он подобрал для тебя мужа, я не вижу ошибки, – молвила семилетняя судья.
– Ничего себе! – Ливия Друза уставилась на дочь полными отчаяния глазами. – Сервилия, разве людям можно диктовать, кого им любить, а кого нет? Так получилось, что твоей отец не пришелся мне по сердцу. Он мне никогда не нравился – с самого детства. Но наши отцы загодя договорились, что мы поженимся, и дядя
– По-моему, ты просто глупа, – надменно отвечала Сервилия.
Упрямица! Но Ливия Друза не сдавалась:
– Супружество – дело очень личное, дитя мое. Неприязнь к мужу или жене – бремя, которое нелегко нести. В супружестве люди связаны самым тесным образом. А когда человек вызывает неприязнь, то тебе неприятны его прикосновения. Это-то тебе понятно?
– Мне вообще неприятны прикосновения, – отчеканила Сервилия.
– Будем надеяться, что так будет не всегда, – с улыбкой ответила мать. – Меня, к примеру, вынудили выйти за человека, прикосновения которого были мне неприятны. Человека, который сам был мне неприятен. Так оно осталось по сию пору. Однако результатом этого брака стало появление иных чувств: я люблю тебя, люблю Лиллу. Как же мне не любить твоего папу хотя бы чуть-чуть, если он способствовал появлению на свет тебя и Лиллы?
На лице Сервилии появилось выражение неприкрытого отвращения.
– Как же ты глупа, мама! Сперва ты говоришь, что tata тебе неприятен, а потом выясняется, что ты его любишь. Чепуха какая-то!
– Нет, это очень по-человечески, Сервилия. Любовь и приязнь – разные чувства.
– Ну а я буду питать любовь и приязнь к мужу, которого подберет для меня tata, – высокомерно заявила Сервилия.
– Надеюсь, так оно и будет, – сказала Ливия Друза и попробовала сменить тему этого тяжелого разговора. – Сейчас я, к примеру, очень счастлива. Сказать почему?
Темноволосая головка склонилась на бок; поразмыслив, Сервилия покачала головой, умудрившись одновременно согласно кивнуть:
– Я знаю причину, не знаю только, как это может делать тебя счасливой. Ты живешь в этой отвратительной дыре и собираешься родить. – Черные глаза блеснули. – И потом, у тебя, кажется, завелся дружок.
На лице Ливии Друзы отразился ужас. Испуг был таким явным, что девочка вздрогнула от удивления и волнения; удар был нанесен наугад и объяснялся лишь тем, что Сервилия страдала от отсутствия друзей.
– Конечно, у меня есть дружок! – воскликнула мать, стараясь скрыть испуг. Она через силу улыбнулась. – Он беседует со мной изнутри.
– Моим другом ему не бывать, – сказала Сервилия.
– О, Сервилия, не говори таких вещей! Он будет самым лучшим твоим другом – так всегда бывает с братьями, уж поверь мне!
– Дядя Марк – твой брат, однако именно он заставил тебя выйти замуж за моего tata, которого ты не любила.
– И все же это не разрушило нашей дружбы. Братья и сестры вместе растут. Никто из людей не знает друг друга лучше, чем брат с сестрой, и они учатся друг друга любить, – с теплотой в голосе объяснила Ливия Друза.
– Разве
– Тут ты ошибаешься. Можно, если постараться.
Сервилия фыркнула:
– В таком случае почему ты не научилась любить tata?
– Потому что он мне не брат! – воскликнула Ливия Друза, теряясь в догадках, куда их заведет этот разговор.
Почему дочь не хочет сделать шаг ей навстречу? Почему она так черства, так бестолкова? Потому, решила мать, что она – дочь своего отца. О, как она на него похожа! Только куда умнее. Вернее, хитрее.
– Сервилия, – проговорила она, – единственное, чего я для тебя хочу, – это счастья. Обещаю, что никогда не позволю твоему отцу выдать тебя замуж за неприятного тебе человека.
– А вдруг тебя не окажется рядом при моем замужестве?
– Это по какой же причине?
– Ну, ведь твоей матери не было рядом с тобой, когда тебя выдавали замуж?
– Моя мать – это совсем другое дело, – печально промолвила Ливия Друза. – Как тебе известно, она еще жива.
– Известно, известно! Она живет с дядей Мамерком, но мы с ней не разговариваем. Она распутная женщина, – сказала девочка.
– От кого ты слышала об этом?
– От tata.
– Ты даже не знаешь, что значит «распутная женщина».
– Знаю: женщина, забывшая, что она патрицианка.
Ливия Друза скрыла улыбку:
– Интересное определение, Сервилия. Как ты думаешь, ты сама никогда не забудешь, что ты патрицианка?
– Никогда! – выкрикнула дочь. – Когда я вырасту, то буду такой, как хочет мой tata.
– Я и не знала, что ты так много беседуешь с ним.
– Мы все время беседовали.
Ложь Сервилии оказалась столь искусной, что мать не заподозрила неправды. Лишенная внимания обоих родителей, она с раннего детства стала солидаризироваться с отцом, который представлялся ей более важным, более необходимым ей человеком, нежели Ливия Друза. Она мечтала об отцовской любви, которой, как ей подсказывал здравый смысл, она никогда не дождется: отец не принимал дочерей всерьез, потому что хотел сына. Как она пронюхала об этом? Да очень просто: она носилась, подобно призраку, по всему дому дяди Марка, подслушивала разговоры, забиваясь в темные углы, и знала многое такое, что вовсе не предназначалось для ее ушей. Сервилии казалось, что именно отец, а не дядя Марк и, уж конечно, не никчемный италик Силон рассуждает так, как подобает истинному римлянину. Сейчас, отчаянно скучая по отцу, девочка страшилась неизбежного: когда мать произведет на свет сына, все мечты о том, чтобы стать отцовской любимицей, ей придется забыть навсегда.
– Что ж, Сервилия, – поспешила с ответом Ливия Друза, – я только рада, что ты любишь своего отца. Но тебе придется повести себя по-взрослому, когда он вернется домой. То, что я рассказала тебе о моей неприязни к нему, – это тайна, которая должна остаться между нами. Это наш секрет.
– Почему? Разве он этого не знает?
Ливия Друза растерянно нахмурилась:
– Если ты так много беседуешь с отцом, Сервилия, то тебе должно быть известно, что он понятия не имеет о моей неприязни. Твой папа не принадлежит к числу проницательных мужчин. В противном случае и я относилась бы к нему иначе.