Битые козыри
Шрифт:
— Ты бредишь, Гарри. Через пятнадцать минут мой корабль будет готов к отлету.
— Нет.
Рэти нажала кнопку на пульте связи. Сразу же появилась спокойная физиономия мими-диспетчера.
—Слушаю вас, мисс.
— Через пятнадцать минут я вылетаю на Землю. За правьте мой корабль и подайте к центральному при чалу.
— Не могу, мисс, — не раздумывая, ответил дис петчер.
— Ты знаешь, кто я?
— Конечно, мисс Маргарэт.
— Как же ты смеешь говорить мне «не могу»?
— Все рейсы на Землю без исключения отменены до особого
— Кем отменены?
— Центром охраны Кокервиля.
Рэти со злостью смахнула изображение диспетчера и стала колдовать над тончайшими ободками своего перстня. Совмещение двух из них включало прямую связь с Кокером.
Лайт смотрел на нее улыбаясь. В его памяти хранились многие ее голограммы, и он сейчас отчетливо представлял себе, что происходило под шапкой ее каштановых волос. Пелена возмущения затянула все ступени Инта. Импульсы, которые в эти мгновения разлетаются по радиусам малого круга, образуют пунктирные линии — обрывки мыслей. Рэти ищет достойный выход из нетерпимого положения. Никогда не знавшая никаких ограничений для своих желаний, легко преодолевая любые препятствия силой фамильного авторитета и несметного богатства, она воспринимала это первое столкновение с неодолимым запретом как болезненное насилие. Естественно, что ничего, кроме всепоглощающего гнева, она сейчас испытывать не могла.
Раздался голос Кокера:
— Здравствуй, крошка!
— Я хочу видеть твое лицо, пра-пра! — потребовала Рэти.
Кокер послушно включил свое изображение. Он улыбался, показывая молодые зубы.
— Почему ты такая сердитая, девочка?
— Ты еще спрашиваешь. Я не хочу больше находиться у тебя ни одной минуты.
Кокер озабоченно сморщился.
— Что случилось, детка?
— Мне нужно на Землю. Немедленно! А эти кретины из твоей охраны меня не выпускают.
Кокер поводил пальцем по верхней губе, будто разглаживая несуществующие усы, и виновато сказал:
— Это я запретил выпускать кого бы то ни было.
— Я не «кто бы то ни было»!
— Именно потому, что ты Рэти, я не могу позволить тебе находиться на Земле в ближайшие дни.
— Это значит, что я у тебя в плену?
— Девочка моя! Я у тебя в плену все время, побудь немного и ты в моем.
— Если ты меня сейчас же не выпустишь, я больше никогда не появлюсь в твоей летающей тюрьме.
— Не могу, дорогая. Даже если бы я сам хотел вы лететь, меня не выпустили бы.
— Врешь! Можешь ты мне, по крайней мере, сказать, чем вызван этот запрет?
— Ты все узнаешь дня через три и сама поймешь, как мудро я поступил, не разрешив вернуться на Землю. А пока успокойся, крошка, и развлекайся со своим спутником. Весь Кокервиль к твоим услугам.
Рэти так же резко отключилась и с незнакомым ей чувством бессилия повернулась к Лайту. Глаза ее как будто наполнились сухими слезами. Лайт предупредительно поднес палец к гортани, напоминая ей правила беседы.
— Ты оказался прав… Но если ты знал о запрете, ты должен знать и о его причине.
Пелена гнева медленно
— Знаю, Рэти, и поделюсь с тобой. Но ты должна осознать, глубоко осознать, что если ты хоть одним словом обмолвишься о том, что узнаешь, я погибну. И не только я…
— Ты стал такой же занудой, как мой пращур. Мне начинает казаться, что я попала в большой сумасшедший дом.
— Ты близка к истине, Рэти.
— Говори наконец! Мне надоело зажимать пальцем горло! Все надоело! Какую треклятую тайну ты скрываешь?
— Это не моя тайна, и не я ее скрываю. Скрывает ее твой пра-пра, в чем ты только что убедилась. А кроме него знают о ней лишь несколько человек.
— А как ты о ней узнал?
— Вот это уже не имеет значения. Слушай и ни на секунду не отнимай пальца. Это на тот случай, если какое-нибудь слово вырвется у тебя непроизвольно.
Лайт медленно и внятно рассказал ей правду о юбилее. Он следил за выражением ее глаз, за тем, как менялось ее лицо, и остался доволен. Он не ошибся. Рэти не только все поняла. Достаточно выразительно проявились и охватившие ее эмоции. Конечно, прежде всего вспыхнула тревога за своего будущего ребенка, но, видимо, дошла и потрясла ее чудовищность задуманного преступления.
Когда прозвучали последние слова Лайта, оба долго молчали.
— Это правда, Гарри? — робко спросила Рэти, видимо сама понимая, что места для сомнений нет.
— Правда, дорогая. После голограмм своего пра-прадеда и Боулза, которые ты видела, эта правда не должна тебя удивлять.
— Как же ты можешь, зная все это, спокойно жить, улыбаться?
— И ты должна жить, улыбаться.
— Нет! Я выброшусь в космос.
— Ты мне нужна.
— Чтобы наш ребенок стал новым Адамом?
— Нет. Чтобы он жил как человек среди людей, на цветущей планете. Я прилетел сюда не для того, чтобы праздновать этот кровавый юбилей. Я хочу помешать им.
— Ты считаешь это возможным?
— Уверен. Но ты мне должна помочь.
— Чем угодно! Хочешь, я сама убью своего бешеного предка?
— До этого, я надеюсь, не дойдет. Такой акт все равно не остановил бы хода событий.
— Скажи, что мне делать. Я никогда так не любила тебя, Гарри, как сейчас.
— И я тебя, Рэти, очень люблю. Тем больше осторожности нам нужно на это время. Малейшее подозрение со стороны охраны может погубить нас. Мне нужно попасть в главный корпус Кокервиля.
— Это проще всего.
— И не только попасть туда на несколько минут. Мы должны заглянуть во все его уголки, даже туда, куда посторонним вход запрещен.
— Ты забываешь, что у меня пропуск «Всюду!».
— Есть места, куда даже с таким пропуском могут не допустить. Да и пропуск только у тебя, а быть там нужно и мне.
— Будем вместе. Ты сам слышал, как он сказал: «Развлекайся со своим спутником. Весь Кокервиль к вашим услугам». Весь! Пусть попробует взять свои слова обратно.