Бизерта. Последняя стоянка
Шрифт:
Но если высшее русское командование было отчасти в курсе обсуждаемых вопросов, то большинство моряков ничего о них не знало, и те, кто оставались на кораблях до 1925 года в надежде спасти их для России, прожили те годы замкнутой жизнью вне окружающего их мира.
Мало осталось в живых из жителей Бизерты, кто помнит еще далекие солнечные декабрьские дни 1920 года, когда русские корабли начали изо дня в день появляться в водах канала, чтобы окончательно стать на якорь у его южного берега или в бухте Каруба.
Вне сомнения, появление целой эскадры, где на военных кораблях находились
Наш «Константин» пришел одним из первых, и мы с радостью приветствовали появление каждого нового корабля. Праздником показался всем день, когда за волнорезом появились огромные башни «Алексеева»: Севастопольский Морской корпус прибыл в Бизерту.
Особенно торжественно был отмечен приход флагманского «Генерала Корнилова»: командующий эскадрой адмирал Кедров со своим штабом стоял на мостике крейсера и приветствовал каждое русское судно, уже стоявшее в бизертском порту.
К 29 декабря все суда, покинувшие Константинополь с первым конвоем, были в Бизерте, все… кроме маленького «Жаркого». Мама, как всегда, не проявляла своего беспокойства, но жена Бунчак-Калинского была вне себя. Мне кажется, что я слышала, как она взволнованно осуждала командира, «который отказался, чтобы его тащили на буксире, на что согласился бы всякий разумный человек». И наверное, я не слышала всего! По крайней мере, я помню, как позже она просила маму не повторять ее мужу то, что она говорила про его командира.
Бравый Демиан Логинович Чмель, назначенный на «Константин», переживал с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым!
2 января 1921 года, в 6 часов утра, мы проснулись от стука в каюту: «Зоя Николаевна, Зоя Николаевна, „Жаркий“ пришел!»
В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, маленький миноносец — наконец на якоре — спал… спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось. Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, слушая их рассказы о последнем переходе.
Когда они выходили из Аргостоли, море было спокойное и целый день стояла хорошая погода, но к вечеру шторм настиг их у берегов Калабрии. Новые повреждения заставили «Жаркий» искать убежище в какой-нибудь пустынной бухточке. К счастью, им пришел на помощь миноносец Национального итальянского флота под зелено-бело-красным флагом и дотащил их до Катаро.
Командир миноносца, вспомнив Мессину, пригласил русских офицеров на обед. Узнав, что они колебались из-за отсутствия приличного платья, он заявил, не без юмора, что приглашает не шинели, а товарищей в беде. Этот братский вечер вокруг гостеприимного стола, где вермут имел вкус
Вопрос нехватки горючего снова возник, когда «Жаркий» не встретился с «Кронштадтом» у берегов Сицилии, где он должен был загрузиться углем. Оставалось только одно: идти на Мальту, несмотря на запрет, проникать в английские воды.
Избегая лоцмана, которому нечем было заплатить, «Жаркий» вошел в Ла-Валлетту и стал на якорь посреди порта. Реакция портовых властей не заставила себя долго ждать. Английский офицер в полной форме появился через пять минут. Он был любезен, но тверд: английский адмирал, будучи очень занятым, освобождал командира от протокольного визита и просил не спускать никого на берег.
— Замечательный народ, эти англичане! Умеют говорить самые большие грубости с безупречной вежливостью… — охарактеризовал командир этот инцидент.
Но как быть с углем? Вопрос разрешился на следующее утро. Помощник начальника английского штаба, офицер, прослуживший все время войны на русском фронте, награжденный орденами Владимира и Станислава, дружески представился своим бывшим соратникам. Он предложил лично от себя обратиться к французскому консулу, который любезно и с полного согласия Парижа снабдил миноносец углем.
«Жаркий» покинул Ла-Валлетту в праздничный день нового, 1921 года, и вслед ему долетали на плохом русском языке пожелания новогоднего счастья и даже несколько букетиков фиалок, брошенных с мальтийских гондол. Еще несколько часов… и он будет в Бизерте.
Постскриптум:В своем рапорте от 30 декабря 1920 года капитан 1 ранга Бергасс дю Пти Туар, командир «Эдгара Кинэ», писал: «„Жаркий“ запоздал. Кедров считает возможным, и даже вероятным, неподчинение командира… молодого, увлекающегося офицера, который прекрасно мог зайти в Грецию или в Катаро».
Заметка автора:Моего отца нельзя обвинить в неподчинении: сложившиеся обстоятельства заставили его войти в Катаро и на Мальту. Конечно, он мог этого избежать, покинув Аргостоли на буксире. Сделал ли он все возможное, чтобы «Кронштадту» удалось взять его на буксир? Он всегда утверждал, что все попытки оказались тщетными, что буря срывала буксирные тросы, унося миноносец в глубину бухты с опасностью быть разбитым на скалах. Но, рассказывая про эту неудачу, заставившую «Кронштадт» уйти одному, он прибавлял: «Путь добрый!», и глаза его весело блестели.
Глава XIV
Детство на кораблях
Можно сказать, что мы жили в плавучем городе и, насколько я помню, детьми мы не стремились на землю. Мы стояли на карантине, но могли все же переходить иногда с корабля на корабль.
Корабль живет своей собственной, таинственной жизнью; мы умели исчезать с глаз взрослых довольно легко, несмотря, казалось бы, на ограниченное водой пространство. В январе «Константин» был возвращен его компании и морские семьи могли вернуться на корабли своих отцов.