Бладхаунд. Играя на инстинктах
Шрифт:
– Надо тужиться! – вставил Марк, пока Твина быстро-быстро дышала, набираясь сил. Он мягко, но настойчиво толкнул ее в затылок, чтобы подбородок девушки уперся в грудь. Затем согнул ей ноги в коленях. – Держи их руками! – приказал он, а сам совершенно не по-джентельменски залез ей под платье и разорвал руками нижнее белье.
– Сконцентрируйся на схватках, – он говорил громко, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Тужься раза три на схватку, не меньше!
– Откуда ты… – начала было Твина, но тут ее живот вновь напрягся, и она зарычала, выпучивая вмиг покрасневшие от напряжения глаза.
–
– А твой… ребенок… – Твина снова закричала в унисон с очередной схваткой. – Он… с ним все в порядке?
– Здорова как лошадь, – не раздумывая, солгал Марк и отметил, что его формулировка заставила губы Твины дернуться в подобии улыбки. Потом началась новая схватка. А потом еще одна, и еще. Вскоре Марк перестал считать, а затем показалась головка, и он подложил руки под ягодицы Твины, чтобы принять малыша.
– А теперь изо всех сил! – закричал он. – Ребенок готов! Если не постараешься…
Но Твина постаралась. Она надсадно завопила, напрягаясь всем телом, и вслед за головкой показались плечики. Марк знал, что остальное появится моментом, поэтому коротко выдохнул, принимая ребенка после финальной схватки на грязные руки, измазанные пополам в человеческой и демонической крови. Ах да, ну теперь они еще в дерьме и моче.
Марк оторвал лоскут почерневшего от времени и влаги одеяла и прочистил им нос и рот малыша, уложив его животом себе на ладонь. Затем несколько раз хлопнул его по спине другой ладонью и поискал взглядом топор. Когда он разогнулся с топором в одной руке и младенцем в другой, глаза Твины вспыхнули отражением животного страха. Но блеснуло матовое заржавленное лезвие и длинный конец пуповины упал на кровать безжизненной змеей. Второй конец Марк завязал узлом под аккомпанемент младенческого крика, возвестившего о том, что в цифровой мир пришел еще один… кто? НПЦ?
«Твою мать, как реально то!» – сглотнул Марк, укладывая ребенка на грудь Твины. На лице женщины кровь мешалась со слезами. Глядя на нее, он вспомнил, как рожала Даша, и невольно подумал, насколько это жуткий процесс – роды. Как его вообще можно романтизировать? А ведь некоторые мужики по собственному желанию соглашаются смотреть, как горит их любимый паб…
Внезапно почувствовав чье-то присутствие, Марк обернулся, инстинктивно вскидывая топор. В дверях комнаты стояли два эскейпера – молодой мужчина и женщина лет под сорок. Мужчина держал в руках заостренный кол, а его спутница сжимала… это что? Садовые ножницы?
– Помогите ей, – устало бросил Марк, проходя мимо остолбеневших эскейперов. – Самое сложное позади, но найдите хотя бы чистую воду, – с этими словами он вышел из комнаты, не услышав, как с губ Твины сорвалось слабое «Спасибо».
Он чувствовал ярость Бладхаунда, которая клокотала в нем, как готовый к извержению вулкан. Голова то раскалывалась от нестерпимой боли, то внезапно сознание очищалось до кристальной прозрачности, так что он даже начинал видеть звуки. Или ему так лишь казалось, Марк уже ни в чем не был уверен.
Но главное – он не забыл, зачем пришел сюда. Итак, Темный луг –
Он выбежал из брошенного дома, врезавшись в ледяную стену дождя. Влага из небесных закромов испарялась, едва касаясь горячей раскрасневшейся кожи, и Марка сразу окутал полупрозрачный саван белесого пара. Он зарычал и рефлекторно разорвал на себе майку, всю заляпанную кровью – засохшей и свежей.
Бладхаунд где-то внутри него бился в приступе слепого неистовства и рвался наружу. Чтобы совладать с ним, Марк прикладывал нечеловеческие усилия – вены по всему телу вздулись иссиня-черными змеями, мышцы набухли и закаменели. Он упал на колени, уперся кулаками в землю и вновь зарычал сквозь сжатые до хруста зубы.
Наконец, охотник отступил, спрятался в глубине сознания, которое они делили на двоих, но Марк знал – тварь вернется, едва накопит достаточно сил для нового рывка. Он немного подышал, приходя в себя, и вскинул лицо к черным небесам.
– Ты здесь, я знаю! – закричал он в небо. Капли дождя больно били по векам, щекам и губам. И он приветствовал эту холодную боль, потому что она отвлекала от боли обжигающей, магматической, кипящей в его голове и груди. – Ответь мне!
Бладхаунд снова рванулся, в этот раз точно осознавая, что нужно делать. Но и Марк был готов к схватке. Они сцепились внутри их общего тела, которое накалялось все сильнее, так что в некоторых местах лоскуты майки уже начали тлеть, а лужа под ногами стала закипать, исходя пузырями и грязной пеной.
Марк выстоял, сумев отразить и эту атаку. Он выхватил топор и полоснул им себя по груди. Бладхаунду было так же больно, как и ему самому.
– Хватит! – проорал он, обращаясь к охотнику внутри себя. – Я отступлю, только дай мне поговорить с твоим господином!
Удивительно, но Бладхаунд послушался. Он не ушел, не ослабил напряжения, но Марк почувствовал, как ярость проклятого похолодела, волна буйства опала, превратившись в мерно колышущееся озеро. Тело тоже начало остывать.
– Тенебрис, – Марк вновь обратился к небесам. Он больше не кричал, прекрасно понимая, что демон услышит даже его шепот. – Эссенциал, так ведь тебя зовет? Хочешь ты того или нет, но я тоже в этом теле, и я больше не дам ему убивать. Даже если сейчас он возьмет верх, я рано или поздно вернусь. И не будет тебе жертв, не будет жатвы. Не будет эмонита.
Мгновение он раздумывал, откуда вообще знает это слово – эмонит, а потом ему показалось, будто кто-то тихо рассмеялся у него за левым плечом. Но Марк не обернулся – Бладхаунд невольно подсказал ему, что если неподготовленный посмотрит в лицо темного, его ждет бесконечно повторяющаяся гибель в глубине зацикленного кошмара.
– Это и без того напоминает кошмар, – прошептал Марк, улавливая мысли охотника. – А теперь скажи мне, кто ты? – он чуть склонил голову влево, прислушиваясь. – Ты ведь НПЦ, да?