Благая Весть Курта Хюбнера

Незванов Андрей Семенович

Структура может появиться только в акте умной рефлексии, имеющей предметом образность стихов Гёльдерлина. Наверное, эта рефлексия будет иметь свои литературоведческие, скажем, результаты. Но..., поэзии в них уже не будет. Не будет того самого "поэтического опыта", который может быть сообщен нам единственным способом - через стихотворение. Для того имярек и сочиняет стихи, что по-другому не может сообщить нам свое переживание при виде, скажем, открывающейся ему долины Рейна или Дона.

А "структура, паратаксис, гипотаксис, синтез..." - это уже о другом; они суть логико-аналитические инструменты. Возможно,

их применение - это наука, исследующая доступные разуму знаковые отпечатки "поэтического опыта". Однако, сам этот опыт - принципиально не научный.

Именно поэтому науке, чтобы говорить всё-таки о нём, а не о чем-то своем, приходится вводить в свои дискурсы нечто чужеродное - Миф! Сам он, конечно, не может войти в состав научного доклада, но..., - его разумные отражения....

Пока что этот термин, "миф", используется для выделения особой предметности: "мифически-поэтической". В качестве таковой Хюбнер предлагает рассматривать образность стихотворений Гёльдерлина. А для представления "онтологических оснований" этой предметности привлекает кантианскую логику.

Он пишет:

"Если мы хотим теперь понять онтологические основания мифически-поэтической предметности на примере Гёльдерлина, тогда лучше всего исходить из того, что он называет hen diapheron heauto, то есть само в себе различающееся единое. Под этим он понимает особую структурную конституцию, которую он распознает во всяком предмете, будь то ландшафт, река или что-то иное".

Из чего становится ясно, что подлинным бытием, или истиной, в глазах Курта обладают логические структуры. Истина здесь синоним всеобщности ("распознает во всяком предмете"). Если идти по этому пути, то - чем абстрактнее, тем истиннее, поскольку максимально общие высказывания практически всегда и во всех случаях справедливы.

С тем же успехом, можно говорить о пустоте как об истине, поскольку пустота составляет большую часть всякого физического объекта.

"Предмет", впрочем, - это не физический объект, но - ментальный; различенная часть нашего представления; нечто предстоящее нашему умному взору. И вот, в нашем представлении мы созерцаем целое, которое не нужно аналитически расчленять на части: оно "есть само в себе различающееся единое". Различенность этого единого заранее заложена в нашем природном существовании. Поэтому, видимо, Курт и называет эту априорную различенность нашего цельного созерцания "ОНТОЛОГИЧЕСКОЙ" (?).

Непонятно, наконец, исходное предположение о наличии у нас желания понимать онтологические основания:

"Если мы хотим теперь понять онтологические основания мифически-поэтической предметности...".

А если мы не хотим? Откуда возьмется у нас такое желание?

Фактически, Курт просто рассказывает о себе. И правильнее было бы, в таком случае, прямо сказать, в первом лице, что обладаю, дескать, некоторыми интуициями относительно образности Гёльдерлина, и мне кажется перспективным - как немецкому идеалисту - попытаться раскрыть и оформить эти интуиции с помощью кантианской логики, которую я нахожу и у самого Гёльдерлина.

Этим, Хюбнер, собственно, и занимается далее, представляя нам Гёльдерлина как логика. Будто бы последний, сочиняя стихи, имеет целью (может быть, невольной и неосознаваемой) выявление онтологической структурности своих созерцаний, и ...

"... предлагает,

смотря по обстоятельствам, три разных подхода, дабы выявить эту структурность. Я называю их паратаксическим, гипотаксическим и синтетическим подходами".

Дальнейшие рассуждения Курта обнаруживаются как иллюстрация предложенной Карлом Юнгом концепцией априорной "нуминозности" человеческого опыта, если последний отмечен ею.

Юнг пишет в работе "Архетип и символ":

"Динамическое существование или воздействие, не связанное с произвольным актом. И даже наоборот, такое воздействие захватывает, овладевает человеческим субъектом, который, скорее всего, является жертвой нуминозности, чем её создателем. Numinosum- чем бы ни была её причина- является условием существования субъекта, независимым от его воли. Numinosum является или качеством какого-либо видимого объекта или воздействием невидимой силы, вызывающей особые изменения сознания".

В итоге, Хюбнер делает следующий вывод:

"Везде, где поэтический объект Гёльдерлина показывает себя, он проявляет себя в значительно большей степени как нуминозный феномен".

С Гёльдерлином, видимо, происходит следующее, описанное Юнгом:

"В результате проведённых исследований религиозных переживаний Юнг пришёл к выводу, что ранее неосознаваемый материал пробивается через контроль Я, подавляя точно так же сознательную личность, как это происходит при прорыве бессознательного в патологических ситуациях".

Вооруженный этим пониманием Курт Хюбнер воспринимает речь поэта, спровоцированную персонифицированной Долиной Рейна, уже как откровение "Нумена", или неопределенного божества.

Он пишет:

"Как только явления природы приобретают образ высказываний, исходящих от определенного субъекта, они понимаются как некий язык, но не относящийся к человеку, то есть как язык предметных знаков, язык нуминозного. Наиболее отчетливо это проявляется, вероятно, там, где обнаруживают себя чрезвычайные природные явления, вызывающие у человека страх и ужас. По Канту, они могут дать представление о возвышенности и величественности некоторой сущности".

Слово "Numen", от которого произведен термин "нуминозное", отсылает нас к латинянам, и этим вводит в заблуждение. На деле, в дискурсе Хюбнера мы имеем дело не с Numen древних латинян, а с модерновым концептом Рудольфа Отто - numinous; который для образования его использовал латинское слово Numen.

Энциклопедия сайта "Академик" дает следующие сведения об этом концепте:

"Согласно Отто, "Святое", "Божество", манифестируя себя в религиозном опыте, открываются как numen; нуминозный объект - это Нуминозное в модусе своего объективного существования. В религиозном опыте происходит встреча numen'а с sensus numinous - с "чувством нуминозного"; с врожденной психической данностью, не редуцируемой ни к какому "естественному" духовному образованию. Опираясь на философию Канта, Отто определяет Н. в модусе субъективного существования как категорию sui generis и как "категорию толкования и оценки", которая, будучи неуловимой для рефлексии целостностью, при определенных обстоятельствах вторгается в духовную жизнь, формируя специфический религиозный способ восприятия реальности и ее интерпретации".