Благая Весть Курта Хюбнера
Шрифт:
В родовом обществе главный незримо присутствующий Старший - это Первопредок, или Гений = Родитель. К этому Прародителю восходит и "гений" светской культуры, который понимается как выдающаяся одаренность.
Так мы вновь возвращаемся к Дару как важнейшему акту общения, особо ценимому относительно корыстных взаимоотношений, и служившему выражением особого расположения Дарителя к одариваемому. Проще говоря, - свидетельством любви.
Отсюда, дары богов, о которых говорит Хюбнер в контексте греческих мифов, не суть игры с "забрасыванием" предметов в некие "места",
Итак, если мы связываем душу, или дыхание жизни в человеке, с его бытием как лицом, пребывающем в общении и отношениях с другими лицами, то следующий пункт, предлагаемый Хюбнером -
"г) Мифическое соотношение внутреннего и внешнего" -
кажется лишенным смысла.
Курт представляет Менос "мифической субстанцией", "вдуваемой" в грудь имярека, как в сосуд:
"Боги /.../ вдувают его в человека".
То же относится к Аретэ и Нусу, - ведь мысли своим появлением "обязаны "вдуванию" божественной субстанции".
Отсюда и различение внутреннего содержания сосуда и внешнего окружения.
И это как будто соответствует укорененному в языке понятию души, связываемому с дыханием. Субстанцией дыхания является воздух, заполняющий грудь. Соответственно, "Дух" есть аромат воздуха (отсюда, духи`). Ароматизируют наше дыхание боги, вдувающие вместе с дыханием свою божественную субстанцию (Аретэ) в нашу грудь.
(Любопытно заметить, при этом, что обоняние, или восприятие ароматов, связано с самой древней частью нашего мозга. Так что, если Бог это Дух (Аромат души), то приятие Бога происходит помимо разума. Неужели древние знали это? И сознательно связали Бога с Ароматом?)
Таковы метафоры языка. Но прочитываются они не сами по себе: они отсылают к смыслу. А смысл - это жизнь, в отличие от смерти. Именно на жизни делается смысловое ударение, а не на дыхании; и, тем меньше, на субстанции дыхания, воздухе. В противном случае, мы имели бы дело с трактатом по физиологии, а не с мудростью бытия.
Что же касается жизни, то наша Жизнь - как Лиц, а не животных особей вида Homo - сопряжена с персональным общением и личными отношениями. А здесь различение "внутреннего" и "внешнего" малопродуктивно.
И Хюбнер сам демонстрирует это первым же приводимым примером из Гомера.
Он пишет:
"Телемах говорит о себе в "Одиссее": "Ибо он является человеком, способным лучшим образом снять дом, поскольку Зевс наградил его кидосом (kydos)"".
Где тут "внутреннее", где "внешнее"...?
Выше мы уже отметили, что одаривание является актом отношений между двумя лицами.
Награждение - уже не просто отношенческий акт, но - реализация отношений между лицами, занимающими разное положение в общественной иерархии. Наградить кого-то может только лицо, имеющее власть.
Итак, из приведенной цитаты мы видим, что Зевс (царь богов) встраивается в эллинское общество
Участие небесного царя Зевса в жизни Эллады как раз и обнаруживается "кидосом" Телемаха как наградой от Зевса:
"Зевс наделяет его кидосом. Только поэтому Телемах удостоен священного звания вождя".
То же участие обнаруживается и отрицательным образом - отсутствием "кидоса" у героя Ахилла:
"...говорится об Аполлоне, что он окутал туманом Агенора и вырвал его у пасти смерти, так как он не хотел, чтобы Ахилл получил Kydos" в качестве награды за одержанную в поединке победу.
Как видите контекст поэм Гомера вовсе не даёт применения дихотомии внутреннего и внешнего. Курт не может не чувствовать этого.... Он чувствует, но сказать не может, не владея подходящим языком. В данном случае, языком межличных отношений и общественности.
Поэтому ему приходится говорить глупости. Вот, послушайте, как он объясняет неуместность различия внутреннего и внешнего у Гомера:
"Где все материальное одновременно есть идеальное, все идеальное одновременно является материальным, где поэтому нет, как мы понимаем, четкой границы между физическим и психическим, там для нас не существует и очевидного различия между внутренним и внешним".
Цитата показывает, что Курт по-прежнему пребывает во власти "объект-субъектной" онтологии, в которой "внутреннее" есть психические содержания познающего субъекта, а "внешнее" - познаваемая объективная реальность.
Единственное, на что Курт оказывается способен перед лицом неперевариваемого этой логикой контекста, - это просто объявить данную логику неработающей здесь достаточно четко. Отказаться же от неё он не может, не имея альтернативы.
Показательно, в этой связи, то объяснение, которое он дает размыванию границ между внутренним и внешним - это всепроникаемость мифической субстанции; кидоса, в данном случае.
Он пишет:
"Когда Пиндар в пятой олимпийской оде говорит об олимпийском победителе Псаумии, что он "умножил" город речной богини Камарины, от которой он произошел, посвятив ей кидос, /.../ он имеет в виду что-то исключительно субстанциальное...".
"...эта овладевающая человеком мифическая субстанция распространяется вовне и находится не только "внутри", но и "снаружи"".
"Кидос Псаумия буквально распространяется, проникает в дома и дворцы и охватывает сердца тех, кто принадлежит к его роду".
Мы имеем культурное зрение, и не можем не видеть, как сквозь "мифическую субстанцию" Хюбнера слишком явственно просвечивает Декартов "светоносный эфир". Ведь названное им субстанциальное "освещает и согревает окружение Псаумия".