Благие намерения
Шрифт:
Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова "нунций".
– Бухбиндера ко мне!
– коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.
Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчет мелочей. Это был его собственный голос.
Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.
– Глядите-ка!
– радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница.
– Опять
Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство. Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых ее оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.
– Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв!
– продолжала зубоскалить молодая особа.
– Вот сгорит на работе, что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?
– Успокойтесь, девочки, - отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле.
– Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.
Железяка слушала.
– Ни он, ни помощница его, - поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.
– А что, у Подручного заместитель - женщина?
– робким баском удивилась новенькая.
– Перед тобой в очереди стояла. В белых брюках в обтяжку.
– Просто не понимаю!
– Лира Федотовна возмущенно швырнула карандаш на стол.
– В нашем возрасте носить брючный костюм!
Минут пять она возмущалась, потом немного остыла и снова взяла карандаш. В углу прекратила стук пишущая машинка.
– А Пашка Клепиков, - сказала машинистка, - опять вчера Верку из светокопии провожал. Марийка все утро проревела.
– Не по-ни-ма-ю!
– Карандаш Лиры Федотовны опять полетел на стол.
– Два месяца как расписались! У них сейчас ласковое отношение должно быть друг к другу, а он…
Неожиданный вздох Альбины Гавриловны вобрал не менее трети воздуха в помещении.
– И зрелым женщинам хочется ласки, - мелодично сказала она.
Железяка слушала.
Несколько минут работали молча. Потом молодая бойкая сотрудница подняла от бумаг восторженные глаза:
– А у жены Ахломова…
Несомненно, ей крупно повезло. Спустя секунду после того, как она нанесла последний штрих на семейный портрет любимого начальника, в дверях показался розовый носик легкого на помине Ахломова.
Ахломов увидел железяку. В следующее мгновение он уже был у себя в кабинете и с треском набирал номер.
– Подручного мне!
Редсектор замер.
– Где? У главного?
– И через секунду - другим голосом: - Алексей Сергеевич, Подручный у вас? Скажите ему, пожалуйста, пусть придет и заберет свой макет… А у меня под дверью… А я не знаю… А это вы у него спросите… Жду, жду… А то об него спотыкаются, повредить могут.
Пришел совершенно пришибленный Подручный и, воровато озираясь, унес железяку к слесарям.
Слесарь Саня одиноко и неподвижно восседал на стуле в электрощитовой и через равные промежутки времени с хрустом зевал. В глазах у него отражались лампочки.
– А где Шура?
– спросил Подручный войдя.
Саня медленно-медленно
– Вышел, - апатично изранил он.
– Вышел? Ну ладно… Саня, вот это нужно довести до кондиции.
Саня с неодобрением осмотрел то, что принес Подручный.
– Видишь, Саня, корпус прямоугольный, а его скруглить надо.
– Виталий Валентинович был неприлично суетлив.
– Вот эти уголочки надо снять, а вот здесь мне потом сварщик крючочки приварит. Погоди, я тебе сейчас эскизик набросаю. Вот тут, тут и тут. И ради бога, Саня, - душераздирающе попросил Подручный, - как можно быстрее! Я тебе звонить буду.
Оставшись один, Саня некоторое время с упреком смотрел на железяку, потом нехотя поднялся и пошел за напильником. Придя с инструментом, он прочно зажал одну из металлических ног в тиски, заглянул в эскизик, примерился и одним привычным движением сточил первый угол… Вернее, хотел сточить. Напильник скользнул, не оставив на корпусе ни царапины, и слесарь чуть не врезался в железяку челюстью. И тут произошло событие, заставившее Саню проснуться окончательно.
– И зрелым женщинам хочется ласки, - ответил лжезахват на прикосновение напильника голосом Альбины Гавриловны, а затем, открутив свободной лапой рукоятку тисков, спрыгнул на пол и с дробным цокотом убежал в коридор.
Саня ощутил острую боль в ноге и понял, что уронил напильник.
Самое время сообщить, что впоследствии, когда происшествием занялась группа компетентных лиц, однозначно ответить удалось лишь на два вопроса. Первое: случившееся не являлось массовой галлюцинацией. Второе: создать подобный механизм при современном уровне техники невозможно.
Далее шли одни предположения: может быть, аппарат был поврежден вследствие не совсем мягкой посадки; не исключено также, что он, образно выражаясь, захлебнулся а потоке противоречивой информации.
Были и иные толкования. Слесарь Саня, например, открыто утверждал, что пришелец из космоса, кибернетический разведчик, представитель внеземной цивилизации, попросту свихнулся, пытаясь разобраться, чем же, наконец, занимается учреждение.
Но в тот момент ему было не до гипотез. Схватив напильник, он выскочил в коридор. Что цокот ушел влево, можно было не сомневаться. Но коридор был пуст. Из распахнутой двери художника доносился тенорок слесаря Шуры. Саня почувствовал острую потребность в общении. Он заглянул в мастерскую и обмер: лжезахват растопырился над кроссвордом.
– Основной вид гидромелиоративных работ, проводимых в нашей области… - бормотал он Шуриным голосом, нетерпеливо постукивая лапой по клеткам.
– А у кого из нас диплом мелиоратора?
Саня побежал к лестничному пролету. Ему позарез нужен был хотя бы один свидетель. Связываться с железякой в одиночку слесарю не хотелось.
Кто-то стремительно убегал вверх по лестнице. На повороте мелькнули брюки, несомненно, принадлежащие художнику Королеву.
– Королев!!!
– заорал Саня и ударил напильником по прутьям перил, наполнив подвал звоном и грохотом.
– Давай сюда! Скорей сюда!