Благие намерения
Шрифт:
– Досточтимый! Я хочу донести на судью Ар-Мауру!
Голорылый помедлил и с любопытством посмотрел на Ар-Шарлахи.
– Разве ты не знаешь, что доносы от изобличенных преступников не принимаются?
– спросил он. Ар-Шарлахи растерялся.
– Да, но… - беспомощно проговорил он.
– В чем преступление? Был ведь указ государя, что разбоя в пустынях нет…
Голорылый снисходительно улыбнулся.
– Разумеется, нет, - подтвердил он.
– Но своими поступками ты дал повод многим людям усомниться в этом. Так что вина твоя очевидна…
С этими словами досточтимый покинул отсек.
– А ты знаешь,
– сонным голосом осведомилась Алият.
– Если поймаем, конечно…
– Да раздроби тебя кивающий молот!..
– выругался. сквозь зубы Ар-Шарлахи и вновь отвернулся к стенке.
Лучше бы он не заговаривал с этим сановником. Снова зашевелились самые нехорошие предчувствия. Ар-Шарлахи лежал на боку и бессмысленно разглядывал тонкое стальное кольцо на запястье. При Орейе Четвертом таких оков не водилось… Были тяжелые железные кандалы, часто ржавые. Но, кстати, освободиться от них было куда легче. А эти… Изящный браслетик, ни дать ни взять женское украшение, да еще и с замочком, а попробуй распили! Ничем ведь не распилишь!.. Да, много чего научились делать в Харве за последние пять лет. Эпоха боевых щитов и стальных цепей…
Ар-Шарлахи криво усмехнулся и тут же вновь встревожился. Судя по всему, каторга давно миновала второй внутренний порт и теперь явно направлялась к первому. Ну, это вообще что-то неслыханное! Первый порт был расчищен и вымощен сто с лишним лет назад, когда Харва представляла собой скопище крытых пальмовыми ветками хижин, жмущихся к сторожевым башням цитадели и ныне упраздненному храму Четырех Верблюдов. Слишком маленькая, чтобы принимать боевые каторги, эта древняя гавань использовалась теперь исключительно как стоянка легких, похожих на безделушки судов, принадлежащих знати и предназначенных в основном для церемониальных выездов да увеселительных прогулок.
– Тюрьму проехали… - упавшим голосом сообщил Ар-Шарлахи, полуобернувшись.
– Неужто и впрямь к государю?..
Алият, как и следовало ожидать, не ответила. Приглядевшись, Ар-Шарлахи понял, что она не спит, а напряженно прислушивается к чему-то. Прислушался и он. На палубе неподалеку от их отсека два мужских голоса вели негромкий разговор.
– …подгонишь каторгу вплотную к дворцу, высадишь обоих - и сразу назад. я- Высаживать связанными?
– Нет… Это лишнее.
– Охрана?
– Охраны тоже не нужно. Там их примет стража государя…
Голоса откочевали в сторону кормы, стали невнятны. Судя по всему, это прогуливались, беседуя, погонщик почтовой каторги и принятый на борт сановник.
– Да что ж вы там такого вдвоем натворили?..
– не выдержав, сипло спросил Ар-Шарлахи и ответа опять не получил.
Впрочем, Алият и не успела бы ответить, потому что дверца отворилась вновь, и в отсек протиснулся огромный стражник. Дважды щелкнув крохотным ключиком, освободил Ар-Шарлахи от оков и, вытолкнув наружу, склонился над Алият:
– На выход! Быстрей, быстрей, не задерживаться!..
И все-таки, ступив на трап, Ар-Шарлахи не мог не приостановиться, за что тут же получил толчок в спину. Столицы красивее Харвы он не знал и даже представить был не в силах. Перистая зелень, ажурный розовый камень и с трех сторон возносящиеся в зенит горы - ледяные, ребристые, словно покрытые испариной. А между ними - пронзительно синее и словно бы влажное небо. Небо, которое можно
Стража государя действительно ждала их у трапа- рослые молчаливые ребята с каменными лицами, все в черных шелковых халатах. Без щитов и, если не считать пары кинжалов на поясе, можно сказать, безоружные. Да и зачем в Харве зеркальные щиты? Разве что для парада… Однако когда пальцы стражей сомкнулись на обоих запястьях Ар-Шарлахи, он почувствовал, что из стальных браслетов вырваться было бы проще.
Их повели по замшелой брусчатке к Малому дворцу. Краем глаза Ар-Шарлахи видел розовый куб храма. Сверху углы здания (там, где раньше красовались изваяния верблюдов) были теперь отбиты и полуобрушены. Вон на том, обращенном к востоку, стоял верблюд по имени Ганеб - мощный, с шипами на узловатых коленях, с шеей, закованной в чешуйчатую броню…
Сзади скрипнули оси - почтовая каторга отползала задним ходом.
Лестница, ведущая на крыльцо дворца, была столь широка, что узников повели рядом. Ар-Шарлахи повернул голову и заметил не без злорадства, что Алият очень бледна… Что, кобра? Страшно? Вот так-то!
Шутки кончились… Однако уже в следующую секунду он и сам задохнулся от страха. Там, за дверьми ажурной ковки, в сумрачной глубине дворца их обоих ждала судьба…
– Вот они, государь!
– с трепетом объявил вывернувшийся из-за спин стражников голорылый сановник в пламенном халате.
Несмотря на то что у Ар-Шарлахи уже закатывались глаза и не слушались ноги, он все же не мог не отметить краем сознания всю неожиданность происходящего. Не было ни доклада, ни церемониала… Вот так, запросто, целой толпой вломиться в покои государя? Даже досточтимый Ар-Маура - и тот требовал к себе большего уважения!.. Поразило и другое: в просторном покое, убранном мрачными лиловыми шелками, никого не было. За небольшим заваленным свитками столом сидел лишь скромно одетый секретарь. Мелькнула оторопелая мысль, что государь, должно быть, и впрямь непостижим… для взора простых смертных…
Но тут секретарь вскинул голову. Ар-Шарлахи увидел бледное изможденное лицо с глубоко запавшими, нечеловечески пристальными глазами - и содрогнулся. Не могло быть у секретаря таких глаз! За столом, заваленным свитка" ми, сидел сам Улькар Единственный - бессмертный, непостижимый и всемогущий.
В следующий миг государь стремительно встал из-за столика и подошел к Ар-Шарлахи почти вплотную. Тот невольной отшатнулся. Невысокий, сухощавый, с черными тенями у глаз.
Улькар совершенно не походил на свои многочисленные изображения. Ар-Шарлахи всегда казалось, что он должен быть куда старше. По меньшей мере ровесник Ар-Мауры…
– Лица!.. Лица откройте!..
– прошипел сановник, - Перед государем стоите!..
Запавшие пристальные глаза обратились к говорящему. Возникла чуткая испуганная тишина.
– Ты полагаешь, досточтимый Тамзаа, - раздался негромкий надломленный голос, - что какая-то тряпка помешает мне заглянуть в душу подданного?
Произнеся это, государь резко повернулся к Ар-Шарлахи, буквально въевшись в него глазами. Трудно сказать, что именно прочел он в душе узника, но тонкие язвительные губы непостижимого и бессмертного дрогнули в улыбке. Недвижными башнями черного шелка сзади замерла стража. Сановник гнулся в виноватом полупоклоне.