Благие намерения
Шрифт:
Потом задумалась о более важном. Об университете. Вспоминала бородатого доцента с палочкой и «Вестником Академии наук». Человек, похоже, положительный, внушает доверие. Ночью встала, выпила рюмку коньяка из «стратегических запасов». Но все равно еще несколько раз просыпалась. Утром чувствовала себя совершенно разбитой.
После завтрака взялась за телефонный справочник. Максим заглянул с бутербродом в зубах. У него началась очередная гонка. С утра ему уже звонили.
— Все, Ириш, я побежал.
— Опять
— Как получится.
— Сообщи, когда домой поедешь.
— Хорошо! — бодро пообещал Виригин, дежурно чмокнув ее в щеку.
В коридоре хлопнула дверь. Ирина набрала номер.
— Деканат слушает,— раздалось в трубке.
— Здравствуйте,— Ирина посмотрела на визитную карточку.— Скажите, у вас работает доцент Печатников?.. Виктор Тимофеевич?..
— Да, но сегодня его уже не будет, звоните завтра,— ответила трубка.
Есть такой доцент! Впрочем, стоило ли сомневаться. Вечная совковая подозрительность. Вот визитка, все официально: университет, герб...
— А Григорий Николаевич?..— на всякий случай уточнила Виригина.
— Декан на совещании в ректорате,— вежливо ответил голос— Ему что-нибудь передать?..
— Нет, спасибо. Всего доброго...
Где занять три тысячи, Ирина знала. Было даже несколько вариантов. Многие подруги по-другому живут. Не у всех ведь мужья — специалисты по «жмурикам».
— Чего задумался? Или опять не спал? Смотри, вот сводка по Малышеву— Любимов протянул пухлую папку. «Наружка» или поработала неплохо, или — что не менее вероятно — научилась хорошо отчитываться.
— Да нет, все в порядке,— Виригин стряхнул мысли о Юлькином высшем образовании.
Жора сбил его с размышлений на утешительном моменте: дочка — не пацан, не поступит — хоть в армию не загремит...
— Есть что-нибудь интересное?
— В выходные ездил в Сосновку к матери, дом строил,— стал зачитывать Любимов избранные места из малышевской сводки.— Заботливый сын, видишь ли. Потом всю неделю на службе... Так... Короче, ни с кем не встречался... Соседи и сослуживцы не в счет.
— Жаль. По подельнику Кедрова тоже глухо.
— Ничего, недельку еще «попасем»...
— А что адвокат?
— Рогов распрямился вроде,— хмыкнул Любимов,— и плотно с ним работает...
— Ну-ну.
В кабинет заглянул Егоров, бессменный начальник отдела штаба ГУВД.
— Привет, сыскари...
— Здрасте, Сергей Аркадьевич,— отозвался Любимов.
— Парни,— Егоров взял быка за рога,— у вас в Мухинском училище никого нет?
— В смысле?
— Ну, может, по делам проходили? Тут родственница из Саратова приехала, поступать хочет. Очень талантливая, лучше Репина рисует, но, боюсь, не примут.
— Лучше Репина — это, может, и перебор,— дипломатично заметил Любимов.
— Ну, не лучше Репина, но очень
— Почему же не примут, если талантливая? — воскликнул Виригин голосом человека, которому наступили на больную мозоль.
— А вы сами не понимаете?..— многозначительно произнес Егоров.— Времена-то какие... Вот и хочу подстраховаться.
— А-а-а... Подстраховаться — дело святое,— Любимов задумался.— Сейчас... Да, есть один мужик. Экспертом был по делу о Миневре, у которой в Летнем саду курсанты копье выломали... Как же его фамилия? Кажется, Гудон...
— Как?.. Гвидон?..
— Нет, Сергей Аркадьевич, Гудон. Точно: Гудон. Имя-отчество не помню. Спросите, его там все знают. Личность известная. Скажите, от Любимова, он обязательно поможет.
— Ладно, спасибо! Выручишь — за мной не заржавеет. Гудон, Гудон...
Егоров ушел, твердя про себя редкую фамилию.
— Слышь, Жор,— задумчиво сказал Виригин,— да что это за фигня, что даже талантливых без денег и блата не берут?.. Им же самим потом их учить — охота возиться с бездарями?
— Не знаю, Максим... Может, и берут и без денег — как тут проверишь. Да ты же помнишь историю «группы Петровского»! По всем ведь вузам орудовали!
— Не помню...
— Да ну! Замечательная история. Петровский этот — светлая голова — «разводку» придумал, а потом они по всем институтам сети закидывали... Короче, подходит к тебе чувачок и говорит: могу помочь с экзаменами. Такса такая. Если не поступаешь — деньги верну, все по понятиям, чужого не надо.
— И что?
— И то — честно возвращали деньги. Всем, кто не поступил.
— А в чем смысл? — не мог понять Виригин.
— А в том, что они ничего не делали... Ну, то есть совсем ничего. Бабки собирали, а потом часть обратно отдавали — тем, кто не прошел. А деньга тех, кто поступил, оставляли себе. Красиво, да?
— Вообще ничего не делали, никак не помогали?..
— Ну, наконец-то допер! Не прошло и полгода...
— Ничего себе! И когда это было?
— Давно. При Собчаке еще.
— Вот ведь... Надо жене рассказать...
— Ой, Юля, ты уже?.. Я и не слышала, как ты вошла. Ну что?..
Юля Виригина застала маму за измерением давления. Ирине стало неловко: ей не хотелось показывать дочери свое волнение. Да и что волноваться... Меры приняты.
— Как сдала, Юль?
— Мамуль, ты только не переживай!
— А я и не переживаю. Какая оценка? Нехорошее предчувствие охватило Ирину.
— Пара! — нарочито беззаботно ответила Юля.
— Шутишь?
— Да нет, серьезно. Надо было по пушкинской лирике писать.
— Как?! — Ирина схватилась за сердце.
— Ну так... Я же люблю Пушкина. А тему современную взяла: «Буддизм у Пелевина и Сорокина». Сама виновата...