Благодать

Янси Филип

Жена Александра написала письмо с извинениями вдове чернокожего водителя, письмо, которое затем было опубликовано в «Нью-Йорк Тайме». «Генри прожил в атмосфере лжи всю свою жизнь, и заставил и меня жить так же», — писала она. Все эти годы она верила заявлениям своего мужа, что он невиновен. Он ни одним жестом не выказал своего раскаяния вплоть до последних дней своей жизни, когда было слишком поздно попытаться добиться публичной реституции. Однако он не смог унести ужасную тайну своей вины в могилу. После тридцати шести лет ревностного отрицания своей вины, он все же нуждался в освобождении, которое могло принести ему только прощение.

О другом члене ку-клукс-клана, Великом Драконе Лэрри Треппе из Линкольна, штат Небраска,

писали в 1992 году все газеты, когда он отрекся от своей ненависти, разорвав свои нацистские флаги и выбросив многочисленные упаковки с нацистской литературой. Кэтрин Веттерсон вспоминает в своей книге «Без меча», что Трепп был побежден прощающей любовью одного еврейского кантора и его семьи. Хотя Трепп посылал им мерзкие листовки, в которых поносились длинноносые жиды, отрицалось массовое уничтожение евреев, хотя он звонил им домой и угрожал расправой, хотя он планировал подложить взрывное устройство в их синагогу, семья кантора неизменно реагировала на это с состраданием и участием. С детских лет больной диабетом Трепп был прикован к инвалидному креслу и быстро терял зрение. Семья кантора пригласила Треппа в свой дом, чтобы заботиться о нем. «Они показали мне любовь, на которую я не мог ответить ничем другим, кроме ответной любви», — сказал позже Трепп. Последние месяцы своей жизни он провел, пытаясь добиться прощения у еврейских групп, у Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения и у многих людей, которых он ненавидел.

Последние годы зрители всего мира наблюдали за драмой прощения, которая разыгралась на сцене в мюзикле «Отверженные». Мюзикл поставлен по оригинальному источнику, гигантскому роману Виктора Гюго, в котором рассказывается история Жана Вальжана, французского каторжника, за которым прощение шло по пятам и, наконец, преобразило его душу.

Приговоренный к девятнадцати годам тяжелых каторжных работ за то, что украл хлеб, Жан Вальжан постепенно становится закоренелым преступником. Никто не может превзойти его в кулачном бою. Никто не может сломить его волю. Наконец, Вальжан заслужил свое освобождение. Однако преступники в те дни вынуждены были носить опознавательные знаки, и ни один хозяин не хотел пускать такого опасного молодчика на ночлег. Четыре дня он странствовал по проселочным дорогам, ища прибежища, которое защитит его от непогоды, и, наконец, добрый священник сжалился над ним.

В ту ночь Жан Вальжан тихо лежал в своей сверхуютной постели до тех пор, пока священник и его сестра не ушли спать. Он поднялся с кровати, украл найденное им в шкафу семейное серебро и выбрался в ночь. На следующее утро трое полицейских, схватившие Вальжана, постучали в дверь священника. Они поймали преступника, хотевшего бежать с краденым серебром, и уже были готовы заковать негодяя в кандалы на всю оставшуюся жизнь.

Священник сказал в ответ то, чего никто, в особенности Жан Вальжан, не ожидал.

«Ну, наконец-то! — закричал он при виде Вальжана. — Рад вас видеть. Вы’ что, забыли, что я подарил вам подсвечники? Там еще есть серебро, и они стоят добрых двести франков. Вы забыли их взять».

Глаза Жана Вальжана округлились от удивления. Теперь он смотрел на старика с таким выражением, которое нельзя было выразить словами. Священник объяснил полицейским, что Вальжан не был вором: «Серебро подарил ему я».

Когда жандармы ушли, епископ протянул подсвечники своему гостю, который теперь ничего не говорил и дрожал. «Не забывайте, никогда не забывайте, — сказал священник, — что вы обещали мне использовать эти деньги на то, чтобы стать порядочным человеком».

Сила, заключенная в поступке священника, отрицающего всякий человеческий инстинкт мщения, навсегда изменила жизнь Жана Вальжана. Встреча с прощением, таким, как оно есть — особенно после того, как он никогда не раскаивался, — расплавила гранитные бастионы его души. Он сохранил подсвечники как память о благодати

и с этого момента сосредоточился на помощи другим людям, попавшим в беду.

Роман Гюго, на самом деле, представляет собой двухгранную притчу о прощении. Полицейский по имени Жавер, который не признает никакого закона, кроме правосудия, безжалостно выслеживает Жана Вальжана следующие двадцать лет. Когда Вальжана преображает прощение, инспектора поглощает жажда воздаяния. Когда Вальжан спасает Жаверу жизнь — жертва демонстрирует благодать по отношению к своему преследователю — детектив чувствует, что его черно-белый мир начинает рушиться. Неспособный принять благодать, которая идет вразрез с его инстинктом, и не находя в себе должного прощения, Жавер прыгает с моста в Сену.

Великодушное прощение, какое получил Вальжан от священника, дает шанс на то, что виновная сторона преобразится. Льюис Смедес подробно описывает этот процесс «духовной хирургии»: «Когда вы прощаете кого-то, вы удаляете зло с того человека, который его сделал. Вы освобождаете этого человека от того болезненного поступка, который он совершил. Вы воссоздаете его. Сначала вы неизбежно видите в нем человека, который причинил вам зло. В следующий момент ваше видение меняется. Он заново создается в вашей памяти. Теперь вы думаете о нем не как о человеке, который причинил вам боль, а как о человеке, который нуждается в вас. Теперь вы испытываете к нему чувства не как к человеку, который заставил вас отвернуться от него, но как к человеку, который принадлежит вам. Когда-то вы ругали его как человека, сильного в своих недобрых поступках, но теперь вы смотрите на него как на человека, слабого в своих нуждах. Вы воссоздаете заново свое прошлое, воссоздавая человека, чье зло заставило вас в прошлом страдать».

В дополнение Смедес приводит множество предостережений. Прощение не то же самое, что помилование. Он советует: «Вы можете простить кого-то, кто причинил вам зло, и все-таки настаивать на наказании за это зло. Если вы можете встать на позиции прощения, вы дадите свободу его исцеляющей силе как внутри вас самих, так и внутри человека, причинившего вам зло»

Один мой друг, который работает в центре города, спрашивает, есть ли смысл в прощении тех людей, которые не раскаялись. Этот человек ежедневно наблюдает последствия жестокого обращения с детьми, употребления наркотиков, насилия и проституции. «Если я знаю, что что-то есть дурно, и «прощаю» это дурное, не адресуясь к злу, то что я этим делаю? — спрашивает он. — Я фактически санкционирую зло, а не освобождаю от него».

Мой друг рассказал мне истории людей, с которыми он работает, и я согласен с ним, что некоторые из них за чертой прощения. Однако я не могу забыть потрясающую сцену, когда священник прощает Жана Вальжана, который не сознается в совершенном зле. Прощение наделено своей экстраординарной силой, над которой не властен ни закон, ни правосудие. Перед тем как прочитать «Отверженных», я прочитал «Графа Монте-Кристо», роман, написанный современником Гюго Александром Дюма, в котором рассказывается история человека, разрабатывающего план утонченной мести четырем людям, которые его оклеветали. Роман Дюма взывает к моему чувству справедливости. Роман Гюго пробудил во мне чувство благодати.

Справедливости присуща хорошая, праведная и рациональная сила. Сила благодати совсем другая, не принадлежащая к этому миру, преобразующая, сверхъестественная. Реджинальд Денни, водитель грузовика, подвергшийся нападению во время беспорядков к югу от центра Лос-Анжелеса, продемонстрировал эту силу благодати. Вся страна смотрела пленку, снятую с вертолета, на которой запечатлелось, как двое мужчин разбили окно его грузовика кирпичом, вытащили его из кабины, а затем избивали его «розочками» от бутылок и ногами до тех пор, пока не проломили ему лицевые кости. В суде его мучители вели себя агрессивно, они не раскаялись и не соглашались ни с какими доводами.