Благодать

Янси Филип

Однако П. Д. Ист подверг это определение безжалостной проверке, в самый мрачный день жизни Кемпбелла, в тот день, когда помощник шерифа в штате Алабама Томас Коулмэн застрелил двадцатишестилетнего друга Кемпбелла. Джонатан Дэниэлс был арестован за пикетирование магазинов для белых. Когда его выпустили из тюрьмы, он направился в бакалейную лавку, чтобы позвонить оттуда и договориться о поездке, но в этот момент появился Коулмэн, который был вооружен пистолетом и разрядил его Джонатану в живот. Пули полетели и в еще одного человека — чернокожего подростка — тяжело ранив его в спину.

В книге «Брат стрекозы» Кемпбелл вспоминает разговор с ТТ. Д. Истом в тот вечер, результатом которого стало то, на что Кемпбелл оглядывается как на «самый поучительный теологический урок в своей жизни».

П. Д. Ист

остался на наступательных позициях, даже в этот скорбный период времени: «Да, брат. Посмотрим, выдержит ли данное тобой определение такое испытание». Я звонил в департамент юстиции, в «Союз за гражданские свободы американцев», знакомому юристу в Нэшвилл. Я говорил о том, что смерть моего друга — это пародия на правосудие, что это полное нарушение закона и порядка, преступление против федерального и государственного закона. Я прибегал к таким словам как деревенщина, захолустье, босяк, невежда, член ку-клукс-клана и многим другим. Я занялся социологией, психологией, социальной этикой, говорил и думал в этих понятиях. Изучил я также и теологию Нового Завета. П. Д. Ист набросился на меня, как тигр: «Давай, брат, поговорим о твоем определении». В один прекрасный момент Джо [брат Уилла] повернулся к нему: «Остынь! Неужели ты не замечаешь, когда кому-то плохо?» Но П.Д. Ист, любивший меня слишком сильно, для того чтобы оставить одного, отмахнувшись от него, продолжал: «Джонатан был незаконнорожденным?»

Кемпбелл ответил, что хотя тот был одним из самых приятных парней, каких ему довелось знать, правда заключается в том, что каждый из нас — грешник. В этом смысле, да, он был «незаконнорожденным».

«Хорошо. Томас Коулмэн незаконнорожденный?» — продолжал П.Д.Ист. На этот вопрос Кемпбелл нашел ответ гораздо быстрее. Ясное дело, что убийца был незаконнорожденным.

Тогда П. Д. Ист придвинул к Кемпбеллу свой стул, положив свою худую руку ему на колено и посмотрев прямо в его покрасневшие глаза, спросил: «Как ты думаешь, какого из этих двух незаконнорожденных Бог любит больше?» Вопрос попал в точку, в самое сердце. В своей книге Кэмпбелл пишет: «Неожиданно все стало ясно. Все. Это было откровение. Винные пары, которые были в нас, казалось, осветили и усилили его воздействие. Я прошел через всю комнату к окну и открыл ставни, не находя сил отвести взгляд от уличного света. И заплакал. Но плач растворялся в смехе. Это было странное ощущение, которое я переживал. Я помню, как я пытался отделить скорбь от радости. Отделить причину своих слез от причины своего смеха. Тогда вскоре все стало ясно. Я смеялся над самим собой, над двадцатью годами христианского служения, которые, хотя я сам того не понимал, превратились в служение либеральной софистике…Я согласился с тем, что сама идея- человек мог пойти в магазин, где несколько безоружных людей пьют газировку с сиропом и едят печенье, и выпалить в одного из них из пистолета, выбив из него легкие, сердце и кишки, а потом навести его на другого и выпустить в него несколько пуль, которые пройдут через его плоть и кости, и Бог отпустит этого человека на свободу — была выше моего понимания. Но если это как раз не тот самый случай, то тогда нет Евангелия, нет Благой Вести. Если это неправда, то у нас только недобрые вести, мы остаемся наедине с законом».

То, что Уилл Кемпбелл познал в ту ночь, было новым познанием благодати. Благодать дается свободно и распространяется не только на тех, кто не заслужил ее, но и на тех, кто, в действительности, заслуживает обратного: на членов ку-клукс-клана в той же степени, что и на защитников гражданских прав, на П. Д. Иста в той же мере, что и на Уилла Кемпбелла, на Томаса Коулмэна равно, как и на Джонатана Дэниэлса.

Это откровение укоренилось в Уилле Кемпбелле так глубоко, что он был потрясен благодатью. Он сообщил свою позицию в Национальный Совет Церквей и стал, как он сам себя назвал, «апостолом для бедняков», при этом изменив смысл этого понятия. Он купил ферму в штате Теннеси и сегодня с той же радостью проводит время в кругу ку-клукс-клановцев и расистов, что и среди темнокожих меньшинств и белых либералов. Он увидел, что многие люди изъявляли желание помочь меньшинствам; но он не знал ни одного человека в мире, который бы согласился на служение Томасу Коулмэну.

Мне нравится история Уилла Кемпбелла, потому

что я сам вырос в Атланте среди людей, которые носили расизм как эмблему чести. Если быть кратким, я люблю историю Кемпбелла, потому что какое-то время я больше был похож на Уилла Кемпбелла, чем на Джонатана Дэниэлса. Я никогда никого не убивал, но я, без сомнения, ненавидел. Я смеялся, когда ку-клукс-клановцы подожгли крест на лужайке перед домом негритянской семьи, которая первой рискнула поселиться у нас по соседству. А когда убивали северян, как это произошло с Джонатаном Дэниэлсем, мои друзья и я пожимали плечами и говорили: «Да воздастся им, пришедшим сюда раздувать ссоры».

Когда пришло время, и я увидел себя таким, каким я был в действительности, презренным расистом, лицемером, который скрывался за маской Евангелия, живя по антиевангельским законам; когда подошло это время, я как утопающий ухватился за обещание благодати тем людям, которые заслуживают обратного. Людям вроде меня.

He-благодать временами отвоевывает прежние территории, соблазняя меня поверить, что мое «я», на которое теперь снизошло откровение, отныне нравственно превосходит босяков и расистов, которые еще не видели света. Но я знаю правду, что «Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками». Я знаю, что встретился лицом к лицу с любовью Бога, когда был дурнее, а не лучше всего, и что удивительная благодать спасла потерпевших крушение, вроде меня.

Глава 12

Ничего удивительного

И здесь теперь в грязи и пыли распускаются лилии Его любви.

Джордж Херберт

Ничего нечистого

Только однажды в своей жизни я отважился прочитать проповедь детям. В то воскресное утро я, смущаясь и распространяя вокруг себя подозрительные запахи, принес с собою пакет из магазина и во время службы пригласил всех детей, пришедших в церковь, подняться ко мне на кафедру, где я постепенно раскрывал содержимое пакета.

Сначала я извлек несколько упаковок жареной свиной шкуры (впоследствии любимое лакомство президента Джорджа Буша), чтобы мы могли что-нибудь пожевать. Потом я достал фальшивую змею и большую резиновую муху, чем вызвал визг среди моих слушателей. Потом мы пробовали эскалопы. Наконец, к великому удовольствию детей, я осторожно запустил руку в пакет и достал оттуда живого омара. Мы назвали его Лэрри Омар. Лэрри отзывался, очень пугающе размахивая клешнями.

Уборщик работал в этот день без перерыва, как, впрочем, и я, потому что когда дети удалились вниз по лестнице, я поставил себе целью объяснить их родителям, почему Бог однажды не одобрил все эти кушанья. Законы Левита в Ветхом Завете строго запрещали каждый кусочек, съеденный нами, и ни один ортодоксальный еврей не прикоснулся бы к содержанию моего пакета. «Что Бог имел против омаров?» — так я озаглавил свою проповедь.

Мы вместе обратились к захватывающему фрагменту в Новом Завете, в котором сообщается о том, как апостолу Петру на крыше дома приходит видение. Забравшись на крышу, чтобы помолиться в уединении, Петр почувствовал приступы голода. У него закружилась голова, он впал в транс, и перед его взором разыгралась страшная сцена. С неба хлынул поток «нечистых» млекопитающих, рептилий и птиц. С одной стороны, в десятой главе Деяний не говорится о конкретных видах животных, однако их перечисление можно найти в Книге Левит, глава 11: свиньи, верблюды, кролики, грифы, вороны, ушастые совы, сипухи, аисты, летучие мыши, муравьи, жуки, медведи, ящерицы, скунсы, ласки, крысы, змеи.

«Симон, какая мерзость! Не прикасайся. Иди и немедленно вымой руки!» — услышал он, вне всякого сомнения, крик своей матери. Почему? Потому что мы разные, вот почему. Мы не едим свиней. Они мерзкие, нечистые. Бог учил нас не прикасаться к ним. Для Петра, как и для любого еврея в Палестине, такая пища была более чем отвратительна. Это было табу, оно вызывало омерзение. «Они должны быть скверны для вас», — сказал Господь.

Если в течение дня Петру приходилось прикоснуться к мертвому насекомому, он мылся сам, мыл свою одежду и до вечера оставался нечистым, ему было запрещено таким придти в храм. А если, скажем, мертвая ящерица или паук падал с потолка в кувшин с пищей, он должен был отказаться от содержимого и разбить сам глиняный кувшин.