Благородная воровка
Шрифт:
Хьюго хотелось прижаться щекой к пушистой макушке, но тут подоспела Роуз и принялась суетиться вокруг, размахивая флакончиком с нюхательной солью и чирикая про жжёные перья.
– Нет, нет, я прекрасно себя чувствую, – расчихалась Кит, уворачиваясь от бутылочки, подсунутой под нос. – А-а-пчхи. Уберите прочь эту гадость, пожалуйста, тё…! – она осеклась и уставилась на Роуз, как будто впервые увидела. – О господи, да, тётя Роуз.
Роуз шустро поднесла крохотный флакончик обратно под нос Кит. Бедняжка дёрнулась и спрятала лицо на груди
– Больше не надо, прошу вас, тётя, – глухо прогудела она, а затем прошептала: – Выпустите меня, Хьюго.
Впервые она попросила его о чём-то, впервые назвала по имени.
Словно сухая корка для умирающего от голода, но и то хлеб.
– Думаю, ей нужно лишь немного свежего воздуха. Выведу её на улицу, и там она быстро придёт в себя, – твёрдо сказал Девениш и направился к двери.
– Уверены, что не следует послать за доктором? – тревожился кузен Джордж.
– Нет! – выдохнула Кит в шею Хьюго.
– Нет, нет. Она ничего не ела сегодня утром, вот и ослабла, – сказал свидетель того, как Кит умяла за завтраком три ломтика бекона и два тоста. – Свежий воздух – единственное, в чём она сейчас нуждается. Если через пять или десять минут не станет лучше, пошлём за доктором.
– Но мне не нужен... – начала Кит.
– Молчите, – тихо приказал Хьюго. – Спорьте, когда сможете твёрдо стоять на ногах и щёки вернут прежний цвет. До тех пор будете делать, как я говорю.
Она поднесла к лицу дрожащие пальцы.
– Вы бледны словно мел, сами знаете. Теперь просто успокойтесь и позвольте мне доставить вас в сад, а там расскажете, чем же вас так сильно поразили те портреты.
Кит вскинула на него испуганный взгляд:
– Как вы?..
– Ох, не глупите. Я замечаю всё, что касается вас, – со всей откровенностью пояснил он. – Эти две картины показались мне ничем не примечательными, но вас в них что-то повергло в смятение, да?
Хьюго всмотрелся в распахнутые глаза. Голубые, встревоженные и невольно выдающие истину.
– Да, – признала она.
Мистер Девениш пренебрёг настояниями прочих врачевателей уложить Кит на отдых в комнате и вынес ослабевшую девушку на улицу, на солнышко. Он не позволил ей идти самостоятельно и решительно зашагал к северной стороне здания.
Через несколько минут они добрались до садика лекарственных трав, раскинувшегося огромным колесом, со спицами-дорожками из красного кирпича. Кирпич за долгие годы раскрошился и погрузился в землю. В центре садика стояли резные каменные скамьи и древние каменные солнечные часы. Хьюго прошёл до середины и наконец, скрепя сердце, опустил свою драгоценную ношу на сиденье.
Минуту или две они сидели в тишине бок о бок. Он держал руку Кит в своей, не желая выпускать. Кит, казалось, не возражала, фактически, она даже позволила себе слегка притулиться к сильному плечу. Её пальцы судорожно вцепились в большую ладонь. Глаза смотрели куда-то в пространство измученным, подавленным, безучастным ко всему взглядом.
Их обступил покой травяного сада. Многие цветы распустились, и пчёлы, басовито жужжа, перелетали от лиловых шпилей лаванды на мелкие беленькие цветочки мелиссы. Соцветия чабреца у их ног смешались с разросшимся душистым горошком, дотянувшимся до спинки каменной скамьи. Примятые листочки тимьяна испускали сильный аромат. Медовый запах горошка возбуждал чувственность. Издали доносился жизнерадостный гомон и пение птиц. Солнце грело камни, и цветы подняли головки к своему божеству. Лёгкий ветерок играл тёмными кудрями девушки рядом с Хьюго.
Он ждал её слов, но в глубине души надеялся, что она никогда не заговорит. Он был бы счастлив, если б это мгновение могло длиться вечно.
В колыбели своей большой ладони он баюкал маленькую руку, лаская пальцами тёплую шелковистую кожу.
– На тех картинах мой отец, – выдавила наконец Кит.
Он по-прежнему ждал объяснения. Но она больше ничего не сказала. Неподалёку чирикали и хохотали птицы. Крошечные бабочки порхали туда-сюда между скоплениями лакфиоли.
– И?.. – подтолкнул Хьюго.
– Мой настоящий, родной отец.
– Да, – недоумённо произнёс он. – Вы имеете в виду портреты кисти Рейнольдса?
Кит дёрнула плечом, прижатым к его плечу.
– Я не смотрела, кто художник... но изображён именно папа!
Она повернулась, чтобы взглянуть на Хьюго, и тот был потрясён горем в её глазах. Он хотел было погладить нежную щёку, но Кит крепко схватила его ладонь, не давая освободиться. Очевидно, она не вполне осознавала, что делает. Даже если бы он не видел этих потерянных глаз, всё равно понял бы, как сильно расстроена Кит, по тому, как её маленькая ладошка стиснула его руку.
– Это папа! – неверяще повторила она.
– А кого вы ожидали увидеть?
– Не знаю... всё равно кого... просто брата Роуз.
– Но... – Хьюго замер. – Вы хотите сказать, – медленно выговорил он, – что пока не увидели эти картины, думали, будто давно потерянный брат Роуз кто-то другой, а не ваш отец?
Кит кивнула, до боли закусив губу.
– Вы не знали, что Роуз ваша тётя.
Она горестно покачала головой:
– Не знала, что настоящая тётя. – Кит бессильно привалилась к его плечу. – О господи, что я наделала? Почему он не сказал мне?
– Ваш отец?
Она снова кивнула:
– Всю мою жизнь были только папа и я. А потом, когда мне исполнилось тринадцать, добавилась Мэгги, моя горничная.
Хьюго нахмурился, открыл рот, потом закрыл. Что-то тут есть, какая-то тайна. Но сейчас не время для расспросов.
– Папа всегда говорил, что у меня во всём мире нет других родственников, кроме него. Разве что какой-то неизвестный двоюродный брат мамы где-то в Ирландии.
Ирландия. Так вот откуда она получила эту красоту. Эти пронзительно-голубые глаза, сливочную кожу и мягкие шелковистые тёмные кудри.