Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

Как раз сегодня утром она увидела в газете копию любовного письма Джона Чэня и тут же узнала его. Они с Ароматным Цветком уже несколько недель смеялись над ним и ещё двумя посланиями, которые Ароматный Цветок оставила ей на хранение. «Такой забавный мужчина: ян почти нет, и он почти никогда не восстает, даже ненадолго, — рассказывала старшая сестра. — Платит за то, что я просто лежу, а он меня целует. А иногда я танцую перед ним голая и всегда обещаю рассказывать другим, какой он сильный! И-и-и, деньги от него текут ко мне как вода! А я у него „единственная настоящая любовь" всего одиннадцать недель! Ещё одиннадцать — и я, может, квартиру куплю!»

Сегодня днем, трясясь от страха, Лили ходила с отцом в полицейский участок Восточного Абердина для опознания тела. Они не обмолвились полицейским, что знают, кто был покровителем сестры. Отец мудро велел хранить секрет. «Наверняка Благородный Дом Чэнь предпочел бы оставить это в тайне. Здесь завязана и его репутация,

и репутация нового наследника — как бишь его? — молодой такой, имя как у заморского дьявола. Через день-другой я позвоню Благородному Дому Чэнь и проверю. Нам следует немного подождать. После сегодняшних новостей о том, что Вервольфы сделали с Первым Сыном, ни один отец не станет вступать в переговоры».

«Да, Отец прав, — думала она. — Не зря те, кто с ним работает, называют его Чжу Девять Каратов. Слава всем богам, два других письма у меня».

После опознания тела сестры они вписали в бланки свои настоящие имена и настоящую фамилию — Чжу, чтобы получить её деньги: четыре тысячи триста шестьдесят гонконгских долларов, положенных на имя Глицинии Су, и три тысячи гонконгских долларов — на имя Ароматный Цветок Так. Все это было заработано вне стен дансинга «Гуд лак». Но полицейский сержант остался непреклонен. «Извините, но теперь, когда мы знаем её настоящее имя, нам придется сделать объявление, чтобы все, кому она должна, могли востребовать свои деньги против её имущества». Он вел себя так грубо, что его не удалось пронять даже щедрым посулом — четверть всей суммы, если они получат деньги сразу. С тем они и ушли.

«Падаль паршивая, прислужник заморских дьяволов, — с отвращением думала она. — Если дансинг вычтет долги, не останется ничего. Ничего. Айийя!

Ладно, — успокаивала она себя, забравшись в ванну и блаженно раскинувшись в ней. — Ладно, придется Благородному Дому Чэнь хорошенько раскошелиться, чтобы сохранить тайну писем.

А у Благородного Дома Чэнь красненьких больше, чем у кота волосков».

Обняв колени руками, Кейси сидела на подоконнике в своей спальне, где горел лишь маленький ночник над кроватью, и окидывала унылым взглядом улицу пятью этажами ниже. Даже в эту позднюю пору — а шёл второй час ночи — проезжая часть была забита машинами. Низкое небо подернулось дымкой, ночь выдалась безлунной, так что огромные неоновые вывески и колонки иероглифов казались ярче обычного, лужи поблескивали красным, синим и зеленым, и даже уродливое становилось сказочно прекрасным. Окно было открыто, и Кейси вдыхала ночную прохладу, глядя на парочки, торопящиеся прошмыгнуть между автобусами, грузовиками и такси. Многие, несмотря на поздний час, направлялись в холл нового отеля «Ройял Нэдэрландз», чтобы перекусить в европейской кофейне: она тоже заходила туда на чашечку кофе перед сном с капитаном Джанелли, пилотом их самолёта.

«Здесь все так много едят, — праздно думала Кейси. — Господи, и сколько же здесь людей... Сколько нужно рабочих мест, а их так мало. И так мало кто пробивается наверх, чтобы воссесть на куче денег. И это непременно мужчина. И все стремятся попасть туда, остаться там... но для чего? Новая машина, новый дом, новый мебельный гарнитур, новый холодильник, новое неизвестно что...

Жизнь — длинный-предлинный счет. И „зелени" никогда не хватает, чтобы расплатиться по всем счетам, не говоря уже о покупке собственной яхты или личного кондоминиума где-нибудь в Акапулько или на Лазурном Берегу — даже чтобы съездить туда туристом.

Терпеть не могу летать туристическим классом. Первый класс стоит тех денег, что за него просят. Во всяком случае, для меня. А ещё лучше — личный самолёт, гораздо лучше, но не хочется думать о Линке...»

Она ужинала наверху с Сеймуром Стайглером, и они обсудили все детали грядущей сделки, в основном юридические — это его занимало больше прочего.

«Нужно, чтобы комар носа не подточил. С иностранцами лишняя осторожность никогда не помешает, Кейси, — повторял он. — Они играют не по старым добрым правилам, принятым у янки».

Сразу после ужина она оставила его, сославшись на уйму работы. На самом деле все уже было сделано, и она, уютно устроившись в кресле, стала читать, очень быстро. «Форчун», «Бизнес уик», «Уолл-стрит джорнэл» и несколько специальных журналов по бизнесу. Потом выучила ещё один урок кантонского, оставив на закуску роман Питера Марлоу «Чанги».

Потрепанную книгу в бумажной обложке она обнаружила вчера утром в книжном киоске посреди переулочка чуть севернее гостиницы. Пришлось поторговаться, что доставило Кейси громадное удовольствие. Сначала заломили цену в двадцать два гонконгских доллара. Кейси сторговалась до семи пятидесяти пяти — меньше полутора американских. Довольная собой и своей находкой, она пошла дальше, глазея на витрины. Неподалеку оказался современный книжный магазин, на витрине которого были выставлены альбомы с видами Гонконга и Китая. Внутри на стенде стояло три экземпляра «Чанги» в мягкой обложке. Новых, и всего по пять долларов семьдесят пять центов.

Кейси тут же стала костерить

надувшую её старуху продавщицу. «Но ведь старая карга ничуть не надула тебя, — напомнила она себе. — Просто она торгуется лучше. В конце концов, ты совсем недавно радовалась, что свела её прибыль к нулю, а, видит Бог, этим людям прибыль нужна».

Она смотрела вниз на поток машин, движущихся по Натан-роуд. Сегодня утром она прошла пешком по этой улице до Баундэри-роуд [292] — примерно мили полторы. Это было одно из мест, которые она наметила для себя посмотреть. Баундэри-роуд оказалась ничем не примечательной — такое же оживление, толпы людей, кричащие рекламные щиты, — вся исключительность её состояла в том, что в 1997 году все севернее Баундэри-роуд, до самой границы, возвращалось Китаю. Все. В 1898 году англичане взяли в аренду на девяносто девять лет земли от Баундэри-роуд до реки Шэньчжунь [293] , где должна будет проходить новая граница, вместе с несколькими прилегающими островами.

292

От англ. boundary — граница.

293

Река Шэньчжунь (Шэньчжэнь), которая служит естественным рубежом между Гонконгом и материковым Китаем, стала границей Новых Территорий, арендованных в соответствии с Конвенцией по расширению территории Гонконга.

— Ну не глупость ли это, Питер? — спросила она у Марлоу, случайно встретившись с ним в фойе отеля во время чаепития.

— Сейчас кажется, что да, — задумчиво сказал он. — А тогда? Да кто его знает? Тогда это, видимо, было очень здравое решение, иначе бы так не сделали.

— Да, но, боже мой, Питер, девяносто девять лет — это так мало. О чем они только думали?.. О чем они думали, скажите на милость?

— Да. И такое приходит в голову. Сейчас. А в те времена? Тогда стоило британскому премьер-министру рыгнуть, как по всему миру прокатывалась волна потрясения. Вся разница в том, кто правит миром. Тогда британский лев ещё не растерял своего величия. Что такое крохотный кусок земли для тех, кто владеет четвертой частью мира? — Она вспомнила, с какой улыбочкой он это сказал. — Тем не менее жители Новых Территорий взялись за оружие. Конечно, дело кончили миром. Все уладил тогдашний губернатор — сэр Генри Блейк [294] . Он не пошёл на китайцев войной, а повел с ними переговоры. И в конце концов старейшины деревни согласились подставить другую щеку при условии, что наряду с английскими будут действовать их законы и обычаи, что, по желанию, суд станут вершить по китайским законам и что Коулун остается китайским.

294

Генри Артур Блейк (1840-1918) — губернатор Гонконга (1898-1903). В честь него названа баухиния Блейка, или гонконгское орхидное дерево, которое он, страстный ботаник, первым нашел в 1880 г. Цветок этого дерева, похожий на орхидею, стал в 1965 г. символом Гонконга.

— Так что же, местных жителей здесь до сих пор судят по китайским законам?

— Да, по историческим законам — не по законам КНР. Поэтому английские мировые судьи должны разбираться в конфуцианских законах [295] . А они, вообще-то, очень сильно отличаются от наших. Например, китайские законы подразумевают, что все свидетели будут лгать, потому что ложь и сокрытие истины — их долг, а вот долг судьи состоит в том, чтобы найти истину. Ему нужно быть этаким Чарли Чанем [296] от юриспруденции. Люди цивилизованные не дают показаний под присягой — мол, буду говорить только правду, — у них таких варварских обычаев нет. Они считают, что с нашей стороны просто безумие делать подобное, и я не уверен, что они неправы. У них есть немало обычаев, которые могут показаться и безумными, и разумными — как на это посмотреть. Вы знаете, что по всей колонии закон позволяет иметь больше одной жены — если ты китаец?

295

Философское учение Конфуция (551 до н. э.
– 479 до н. э.), придающее большое значение моральному облику простого человека и правителя, регламентированности общественных отношений, справедливости и искренности, начиная с эпохи Хань (206 до н. э.
– 220 н. э.) легло в основу ортодоксального имперского мировоззрения.

296

Чарли Чань — китаец с Гавайских островов, герой нескольких детективных романов американского писателя Эрла Биггерса (1884-1933) и созданных в 1920-1930-е гг. кинофильмов.