Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

Старик вспыхнул, и Данросс подумал, не зашел ли он слишком далеко.

— Украдена или нет, — сплюнул старик, — ты предоставляешь услугу. Хейя? — Данросс продолжал неотрывно смотреть на него. — Хейя? Или честь Зеленоглазого Дьявола перестала быть честью Благородного Дома?

— Откуда она у тебя?

У молча смотрел на него. Потом затушил сигарету о ковер.

— Почему Зеленоглазый Дьявол согласился на четыре монеты? Почему? И почему поклялся своими богами, что он и все, кто ему наследует, сдержат его слово, хейя!

— За другую

услугу.

— А-а, тайбань, да, за услугу. Ты знаешь, что это за услуга? Данросс смотрел на него так же пристально.

— Досточтимый Жэнь-гуа одолжил Тайбаню, моему прапрапрадеду, сорок лаков серебра.

— Сорок лаков — четыре миллиона долларов. Сто двадцать лет назад. — Старик вздохнул. Щелочки глаз стали ещё уже. Пол Чой сидел, не двигаясь и не дыша. — Попросил ли Досточтимый Жэнь-гуа какой-нибудь документ? Долговую расписку с печаткой твоего знаменитого предка — и с печаткой Благородного Дома?

— Нет.

— Сорок лаков серебра. Ни документа, ни печатки — только на доверии, хейя?

— Да.

Беспалая рука старика вынырнула по-змеиному и сунула половину монеты в лицо Данроссу.

— Половина монеты — делать услугу. Кто бы ни просил. Я прошу. Данросс вздохнул. Через некоторое время он нарушил молчание:

— Сначала я примеряю половинку к половинке. Потом убеждаюсь, что металл здесь такой же, как и металл там. Потом ты говоришь, какая услуга. — Он хотел было взять половинку монеты, но Четырехпалый стремительно сжал кулак и убрал руку. Здоровым большим пальцем он махнул Полу Чою. — Объясняй! — приказал он.

— Прошу прощения, тайбань, — начал Пол Чой по-английски. Ему было ужасно не по себе из-за духоты и витавшего в каюте дьявольского духа. «И все из-за какого-то обещания, данного двенадцать десятилетий назад одним пиратом другому. Причем оба были убийцы, головорезы, если верить всем рассказам про них хотя бы наполовину». — Мой дядя хочет, чтобы я объяснил, как ему желательно это сделать. — Он старался, чтобы голос звучал ровно. — Он, конечно, понимает, что у вас могут быть сомнения и вам хочется быть уверенным на тысячу процентов. Но в то же время он не склонен расставаться с половинкой монеты именно сейчас. Пока он так или иначе не убедится, он...

— Вы хотите сказать, что он мне не доверяет?

В словах этих прозвучала такая злость, что Пол Чой вздрогнул.

— О нет, сэр, — быстро возразил он и перевел слова Данросса.

— Конечно, я доверяю тебе, — криво улыбнулся У. — Но доверяешь ли ты мне?

— О да, Старый Друг. Я очень доверяю. Дай мне половинку монеты. Если она настоящая, я, тайбань Благородного Дома, сделаю то, что ты попросишь, — если это возможно.

— Удовлетворяется любая просьба, все, что я ни попрошу! — опять вспыхнул старик.

— Если возможно. Да. Если половинка монеты настоящая, я оказываю услугу, если нет — возвращаю её. Кончено.

— Нет, не кончено. — Четырехпалый махнул Полу Чою. — Заканчивай ты, быстро!

— Мой... мой дядя предлагает

следующий компромисс. Вы берете это. — Молодой человек вынул плоский кусок воска. На нем было три отдельных отпечатка той самой половинки. — Вы сможете сличить другую половинку с этими отпечатками, сэр. Края достаточно остры, чтобы вы могли убедиться, почти убедиться. Это первое. Если результат вас устроит, мы отправляемся в правительственную пробирную палату или к музейному куратору и просим сличить две половинки монеты в нашем присутствии. Тогда мы узнаем, подлинная половинка или нет, в одно и то же время. — Пол Чой обливался потом. — Вот что говорит мой дядя.

— Одна из сторон без труда может подкупить человека, который будет проводить экспертизу.

— Конечно. Но перед встречей с ним мы перепутаем половинки. Мы будем знать, которая наша, вы — которая ваша, а он нет, а?

— На него можно оказать нажим.

— Конечно. Но если мы... если мы сделаем это завтра, и если У Сан дает вам слово, и вы даете ему слово, что никто не будет пытаться что-то подстроить, все получится. — Молодой человек вытер пот с лица. — Господи, как здесь душно!

Данросс задумался. Потом обратил холодный взгляд на Четырехпалого.

— Вчера я просил об услуге, ты сказал «нет».

— Эта услуга — дело другое, тайбань, — тут же отреагировал старик. Язык у него так и выскакивал, змеиное жало. — Это не то же самое, что старинное обещание и возвращение старого долга.

— Ты спрашиваешь своих друзей о моей просьбе, хейя? У закурил ещё одну сигарету. Голос его зазвучал резче:

— Да. Мои друзья обеспокоены насчет Благородного Дома.

— Если нет Благородного Дома, нет благородной услуги, хейя?

Молчание затянулось. Данросс видел, как хитрые глаза старика перебегают с Пола Чоя на него. Он понимал, что влип с половинкой монеты. Платить придется. Если она настоящая, платить придется, украдена она или нет.

«У кого украдена? — кричало все внутри. — Дирк Струан не знал, кому были отданы остальные. В своем завещании он высказал подозрение, что одна оказалась у его наложницы Мэй-мэй, но у Жэнь-гуа не было никакого резона делать такой подарок.

Будь она у Мэй-мэй, — рассуждал Данросс, — она могла перейти по наследству Шити Чжуну, нынешнему главе линии Чжун, линии Мэй-мэй. Может, её украли у него?

Кто ещё в Гонконге?

Если на этот вопрос не могли ответить ни Тайбань, ни Карга, то как на него отвечу я? Ни одна семья не ведет свою родословную от Жэнь-гуа!»

В нависшей тишине Данросс смотрел и ждал. С подбородка Пола Чоя упала ещё одна капля пота: он взглянул на отца, потом снова уставился в стол. Данросс почувствовал в этом взгляде ненависть, и это его заинтересовало. Потом он заметил, как странно У зыркнул на Пола Чоя. Идея родилась в сознании мгновенно.

— В Гонконге все решаю я, — произнес он по-английски. — Окажите мне поддержку, и в течение недели получите огромные прибыли.