Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

— Фотограф Энг? А он-то тут с какого бока?

— Не знаю. Морские перевозки, суда, контрабанда. Замешан в самых разных тёмных делах, — пожал плечами Кросс.

— А что, если верна теория того типа, писателя? Как бишь его? Марлоу. Может, КГБ проводит какую-то операцию на нашей территории, не уведомляя нас об этом?

— Может быть. А может, тут орудует совсем другая организация, созданная в Америке КГБ или ГРУ. Или это просто совпадение. — Кросс уже полностью владел собой, страх, вызванный известием о радиограмме, почти исчез. Мыслил он гораздо яснее. — Что у Суслева за срочность?

—

Ему нужна наша помощь. Сегодня прилетает Коронский. Кросс присвистнул.

— Из Центра?

— Да. Утром получил сообщение. Теперь, когда оборудование на «Иванове» выведено из строя, выступаю в качестве посредника.

— Хорошо. Под каким именем он прибывает?

— Ганс Мейккер. Из Западной Германии. Остановится в отеле «Девять драконов». Слушай, — ещё больше встревожился Пламм, — Суслев говорит, что Центр приказал нам быть готовыми к тому, чтобы схватить Иэна и...

— Они с ума сошли! — взорвался Кросс.

— Согласен, но, по словам Суслева, это единственный способ быстро выяснить, поддельные папки или нет, а если да, то где спрятаны настоящие. Он уверяет, что Коронскому это по плечу. Тот мастер «химического допроса» и запросто выпотрошит память Иэна.

— Бред. Мы даже не можем с уверенностью сказать, что папки подделаны. Господи, это лишь предположение!

— Суслев утверждает, что Центр предложил свалить похищение на Вервольфов. Раз эти типы похитили Джона Чэня, так почему бы им не нацелиться на большие деньги, на Тайбаня?

— Нет. Это слишком опасно. Пламм вытер ладони.

— Если схватить Иэна сейчас, все тайбани, весь Гонконг будут в трансе. Возможно, сейчас самое время, Роджер.

— Почему?

— Благородный Дом придет в полное расстройство. Добавь сюда банковскую панику и крах фондового рынка. Да Гонконг вылетит в трубу! Весь Китай будет в шоке. Мы продвинем наше дело вперед лет на десять и окажем неоценимую помощь международному коммунистическому движению, рабочим всего мира. Господи, Роджер, неужели тебе не обрыдло сидеть сложа руки и лишь принимать сообщения? Сейчас мы можем задействовать «Севрин», почти ничем не рискуя. А потом свернем все на время.

Кросс закурил. В голосе Пламма он уловил напряжение.

— Я подумаю, — в конце концов обещал он. — А пока оставим это. Вечером позвоню. Суслев не говорил, кто тот американец, про которого упоминается в телеграмме?

— Нет. Сказал лишь, что к нам это не имеет никакого отношения.

— Здесь все имеет к нам отношение, — резко бросил Кросс.

— Согласен. — Пламм не сводил с него глаз. — Это могло быть и кодовое слово, которое может обозначать кого угодно.

— Возможно.

— У меня есть предположение. Это Банастасио.

— Почему именно он? — спросил Кросс, хотя пришел к такому же выводу.

— Не знаю почему, но могу поспорить, что вся эта махинация, если это махинация, или инспирирована КГБ, или проворачивается при его поддержке. Это же классический пример из Сунь-цзы: обрати силу противника — сразу двух противников, Соединенных Штатов и Китая, — против него самого. Сильный объединенный Вьетнам с гарантией активного выступления против Китая. А?

— Возможно. Да, все сходится, — согласился Кросс.

«Кроме одного: Ви Си Энг». Пока у Брайана Квока не вырвалось: «Ви Си Энг — один из нас», Кроссу и в голову не приходило, что этот тип — владелец пикантной фотоколлекции, тонкий ценитель женского тела, а также бизнесмен, занимающийся коммерцией и морскими перевозками, — может быть кем-то ещё. — Если Банастасио и есть тот самый американец, мы об этом узнаем. — Он потушил сигарету. — Что-нибудь ещё?

— Нет. Роджер, пораскинь умом насчет Данросса. Пожалуйста. С Вервольфами это становится возможным.

— Уже пораскинул.

— В эти выходные будет самое время, Роджер.

— Знаю.

В мощный бинокль Орланды было видно, как лошади вырвались из стартовых ворот и начался четвертый забег. Она стояла в углу балкона для членов клуба, а рядом расположился умиротворенный Бартлетт. На лошадей смотрели все, кроме него. Он смотрел на неё, любуясь тем, как вырисовывается под шелком её грудь, как выдаются углом её скулы и как она необычайно взволнована.

— Давай, Кроссфайр, — бормотала она, — давай! Он идет пятым, Линк. Ох, давай, красавец, давай...

Он хмыкнул, но Орланда не обратила на это внимания. Они договорились встретиться здесь в перерыве между третьим и четвертым забегами.

— А ты разве член с правом голоса? — спросил он у неё вчера вечером.

— О нет, мой дорогой, я лишь прихожу туда с друзьями. Старыми друзьями моей семьи. Ещё выпьешь?

— Нет-нет, спасибо, я лучше пойду.

Они снова поцеловались, и он ощутил переполняющее её желание. Это выбило его из колеи, и всю дорогу домой через гавань, а также большую часть ночи он никак не мог успокоиться. Ему стало ясно, что, как бы он ни крепился, сдерживать желание и откладывать все на перспективу будет очень непросто.

«Ты попался, приятель», — говорил он себе теперь, наблюдая, как она проводит по губам кончиком языка — взгляд сосредоточен, забыто все, кроме пятидесяти долларов, поставленных на большого серого жеребца, фаворита.

— Ну, давай... давай... Ох, он выдвигается вперед, Линк... О, он второй... Бартлетт перевел взгляд на группу, уже выходившую на финишную прямую. Серая громадина Кроссфайр был в более выгодном положении, чем Вестерн Скот, пегий мерин, шедший чуть впереди. Ход был очень медленный: в третьем забеге одна лошадь упала. Вперед рванулся ещё один претендент на победу, Уинуэлл Стэг, мерин Хэвегилла, на которого предложил поставить Питер Марлоу, он сильным махом шёл по внешнему краю, чуть позади идущих голова в голову Кроссфайра и Вестерн Скота: жокеи нахлестывали лошадей под нарастающий рев трибун.

— О, давай, давай, давай, Кроссфайр... О, он выиграл, он выиграл! Среди окружавшего их шума и гама Бартлетт рассмеялся, когда в порыве неудержимой радости она обняла его и прижала к себе.

— О Линк, как замечательно!

Через секунду вновь раздался восторженный рев: на табло тотализатора вспыхнули выигравшие номера, подтверждавшие распределение победителей. Теперь все ждали окончательных сумм выигрыша. Ещё один вопль восторга. Поставившие на Кроссфайра получали по своим ставкам пять к двум.