Благородство и страсть
Шрифт:
– Они принадлежат тебе.
– Они мне не нужны.
– Титул герцога твой по праву.
Кенан посмотрел на протянутые ему бумаги и подумал о разбитом черепе Рекстера.
– Цена слишком высока.
Оставив бумаги на столе, Голландец встал.
– Вечно благородный незаконнорожденный, – по-доброму упрекнул он Кенана и положил на его плечо руку. – Используй их или сожги. Что бы ты ни выбрал, это не изменит судьбу твоего отца.
Он вышел из кабака и растворился в ночи.
Кенан взял документы, спрятал
Глава 21
Леди Клейг все же позабавила гостей своим обмороком, когда увидела, что дочь ослушалась ее и беззаботно болтает с Бедгрейнами. К счастью, Амара вовремя поднесла ей флакончик с нюхательной солью. Лакеи помогли перенести стонущую даму в комнату для гостей, где она могла спокойно прийти в себя. Обменявшись с Уинни и Девоной чуть заметными улыбками, Амара поспешила успокаивать мать.
Довольная, что Амара все уладит с матерью, Уинни принесла извинения своим родственникам. Ей необходимо было увидеть Кенана. Угрозы лорда Мидлфела так и звенели у нее в голове. Может, негодяй и закончил играть с ней, но она боялась, что он начал опасную игру с человеком, которого она любила.
Как только ее отец узнал, что бал посетили лорд Мидлфел, лорд Лотбери и мистер Тери, он и слова ей не сказал, а наоборот, был рад, что дочь собралась уйти. Сестры единогласно решили, что Девоне лучше остаться. Обеим было известно, чего ждать, если эти негодяи захотят поквитаться с Кенаном. Все же сэру Томасу не давало покоя то, что Кенан Милрой защищал его дочь вместо него, и он был готов показать, на что способен.
– Ты же к нему идешь, – мягко упрекнула сестру Девона, когда они выходили из зала.
Уинни это задело, и она спросила:
– Неужели меня насквозь видно?
– Только мне. Ты простила его?
Уинни хотела уйти как можно скорее и потому, вздохнув, сказала:
– Сестренка, у меня нет времени обсуждать это. Отыскав семейный герб, Уинни чмокнула сестру в щеку и побежала к карете.
Открыв дверцу, назвала кучеру адрес Кенана. Даже не взглянув на нее, слуга фыркнул и пожал плечами. Занавески на окнах были опущены, она оказалась внутри в полной темноте. Потянулась к окошку и вдруг почувствовала, что в грудь ей ткнули куском холодного металла.
– Присоединяйтесь, мисс Бедгрейн. Не бойтесь револьвера. Я не намерен стрелять, – пообещал лорд А'Корт. – Просто так вы будете более сговорчивой и, возможно, оцените, как я умею обращаться с женщиной.
Одной рукой в перчатке он прижал ее к сиденью, а другой, отдав приказ кучеру, захлопнул дверцу. Свистнул хлыст, и лошади помчались вскачь.
– Наших слуг не подкупить. Что вы сделали
– Меня утомляют все эти разговоры о простолюдинах. Может, заведем светскую беседу?
– Я требую, чтобы вы остановили карету, – выпалила Уинни, прежде чем поняла, что не стоит сейчас так горячиться.
В темноте она едва различала А'Корта, но вдруг внезапная боль словно осветила ей взор. Съежившись, Уинни попыталась понять, что произошло. Оказывается, он снял перчатку и ударил ее голой рукой. Она дотронулась до щеки: на ней горела царапина, оставленная его перстнем.
Разозлившись на себя, что так глупо попалась в его руки, но не теряя мужества, она дерзко сказала:
– Бить женщин – единственное, на что вы способны, извращенец! Теперь, когда под рукой нет жены, сойдет любая другая беззащитная женщина.
От следующего удара у нее искры из глаз посыпались.
«Черт», – чуть не вырвалось у нее. Закрыв ноющую щеку ладонью, Уинни молчала. Никто в жизни не поднимал на нее руку. Назойливым братьям она противостояла словом, и это всегда срабатывало. Эггер… тот был не в счет. Но А'Корт, судя по его состоянию, всю душу из нее выбьет, пока они будут ехать.
Тяжело дыша от дикой ярости, он торжествующе проговорил:
– Я был прав. Вы прятали ее. А я думал, что она могла уехать плакаться к матери. Хотя в прошлый раз, когда она так поступила, мать любезно вернула ее обратно. Жаль, что вы так мне не посодействовали.
Уинни зажмурила глаза, ощутив отчаяние, в котором, должно быть, пребывала и Брук. Как мать могла «вернуть» дочь к мужу, который избивает ее? Рука Уинни интуитивно соскользнула на живот. Она испугалась за ребенка. Человек, который бил свою собственную жену до тех пор, пока она не потеряла ребенка, не проявит жалости к чужой женщине.
От его молчания она начала волноваться еще сильнее. Вжавшись в сиденье, напряглась всем телом в ожидании нового удара. Она считала его неуравновешенным, и его действия это подтверждали. Почему А'Корт не спросил, где находится Брук? Вопрос вертелся у нее в голове, не давая ей покоя, но, вдруг вспомнив, что он сказал, Уинни все поняла.
– Вы сомневались, что я что-то знаю о Брук. И тем не менее напали на нашего кучера и похитили меня. Вы сильно рисковали, если у вас были лишь подозрения, хотя вам все равно ничего не доказать.
– Уж ваша-то светлая головка должна понимать, что настоящей леди нельзя говорить без разрешения!
Он снова ударил.
Она едва удержалась от крика, от мольбы прекратить это. Но, прикусив губу, переборола себя и не доставила ему удовольствия видеть ее боль. Распалять его дальше, однако, не стоило, иначе не удастся сбежать от него. Уинни забилась подальше в угол и свернулась калачиком. Теперь ей действительно могла помочь только ее светлая голова.
Кенан пробирался сквозь толпу.