Благородство ни при чем
Шрифт:
– Ты сказала сегодня, что не можешь меня простить. Ты настояла на том, чтобы я отвез тебя обратно в офис. Я не знал, позволишь ли ты снова к себе приблизиться. Я взял в руки папку с твоим делом и хотел ее убрать. Но не смог. Я стал читать твое личное дело потому, что, читая его, я словно приближался к тебе. Я стал фетишистом. Тебе не противно меня слушать?
Вероника съежилась от его интонации. Из того, что он говорил и как, выходило, что она ему и вправду была небезразлична, словно ее отказ встречаться с ним действительно задел его чувства.
– Нет. Ты не фетишист, – сказала она и замолчала. Он все равно ее не слушал.
И смотрел на Эрона.
– Он не боится чужих?
От его вопроса ее передернуло. Ей стало стыдно. Маркус не должен быть посторонним для собственного сына, и в том, что он для Эрона чужой, только ее вина.
Вероника проглотила комок.
– Вообще-то нет.
Маркус медленно двинулся навстречу сыну, и Вероника молча взмолилась о том, чтобы Эрон его не испугался.
Маркус присел на ковер рядом с мальчиком и осторожно прикоснулся пальцем к светлому локону.
– Он красивый.
У Вероники зашлось сердце.
– Да.
– Он уже ходит?
– Нет, но пытается. Я думаю, он должен вот-вот пойти. Он все начинал делать рано. В четыре месяца у него прорезался первый зуб, и он уже говорит «не», «мама» и «Джен-Джен».
Эрон повернулся и с интересом посмотрел на светловолосого гиганта, присевшего рядом. Он протянул пухлую ручку и дотронулся до голубого цветка у Маркуса нарубашке. Когда малыш улыбнулся, на глаза у Вероники навернулись слезы.
– Привет, малыш. Я – папа. Ты научишься говорить это слово тоже.
Когда Маркус представился сыну, Вероника чуть не всхлипнула. Как она могла подумать, что Маркус не захочет знать о ребенке?
– Прости, Маркус, – хрипловатым от слез голосом сказала она.
Он покачал головой, словно не хотел ее слышать.
– Не сейчас. Не хочу устраивать перед ним сцену.
– Да. Ладно.
Маркус сел на пол и взял в руки пластиковый самолет, которым Вероника водила над головой Эрона, до того как он пришел. Изображая рев реактивного двигателя, он начал водить самолетиком перед глазами у удивленного мальчугана.
Приземлив самолет на ноги малыша, Маркус предоставил сыну возможность забрать игрушку и засунуть в рот.
– Надо было мне повременить с приходом сюда, пока не возьму себя в руки, но я не выдержал и примчался. Не мог ждать. Я и так пропустил десять месяцев. Наверное, я говорю как сумасшедший, но еще двадцать четыре часа я не выдержал бы.
Она прикусила губу и ощутила солоноватый привкус крови.
– Нет, ты не сумасшедший.
Полтора часа пролетели незаметно. Маркус и Эрон привыкали друг к другу. Они играли на ковре, и в один прекрасный момент Маркус улегся на пол, отдав себя в полное распоряжение Эрона, чтобы тот мог поползать по папочке в свое удовольствие, тщательно исследуя все, что найдет на пути.
Вероника приготовила ужин, пока Маркус, наблюдая за ней, качал мальчика на коленке. Потом они вместе поели, и Маркус накормил Эрона. Мальчик
Последние полтора часа донельзя утомили Эрона, да и сама Вероника была как выжатый лимон. За сегодняшний день она прошла все круги ада – начиная с утреннего визита к шефу, во время которого она узнала о роли Маркуса в корпоративном расследовании. Но, как выяснилось, этот день готовил для нее еще одно испытание – вот этот вечерний визит.
Всякий раз, когда малыш улыбался отцу, Вероника сжималась под грузом вины – целых десять месяцев она лишала их обоих таких вот счастливых минут.
К ее удивлению, Маркус не стал спорить, когда она сказала ему, что пора укладывать сына спать.
Он помог ей переодеть Эрона в пижаму, после того как ему сменили подгузник. Маркус действительно оказался умелой нянькой. Так что, рассказывая о своем участии в жизни маленькой Хоуп, он не преувеличивал свои заслуги.
Маркус уложил их маленького сына в кроватку и несколько долгих минут стоял рядом, оставив руку на спине Эрона, пока их мальчик крепко не заснул.
Отгоняя глупые, непрошеные слезы, Вероника повела Маркуса в гостиную.
– Нам надо поговорить.
Он кивнул, но при этом спросил:
– Где твоя сестра?
– В библиотеке. Она пишет доклад. Между половиной девятого и девятью она вернется.
Слава Богу, что Дженни не было. Вероника и представить себе не могла, что бы произошло, будь Дженни дома. Скандала бы не миновать.
– Получается, у нас не очень много времени для разговоров.
Вероника прикусила губу и поморщилась – опять она попала на то же место, и снова выступила кровь.
Да. В запасе у них был час, от силы полтора. Сколько бы раз ни повторила она свое «прости, Маркус», этим все равно горю не поможешь. Маркус ее не простит.
– Хочешь кофе? Он сел на диван.
– Нет.
Она устроилась на своем обычном месте, поставив корзинку с вязанием на пол.
– Я понимаю, что мои слова не вернут те десять месяцев, что я молчала, но все равно – прости.
У Маркуса под скулами заходили желваки.
– Почему?
Она не стала делать вид, что не понимает, о чем он спрашивает.
– Я думала, ты не захочешь знать. Ты ведь всегда был против обязательств и ясно дал понять, что у нас не может быть будущего. Я предположила, что так же ты отнесешься и к ребенку.
Он посмотрел на нее недоверчиво, и она вынуждена была выпалить всю правду:
– И я боялась.
– Чего? – грубо спросил он.
Он сидел всего лишь на другом краю дивана, а ей казалось, будто он на другом конце пропасти.
– Что ты попытаешься отнять у меня сына. Я предала тебя, продала секреты компании, и я знала, что ты меня не любишь. Это не оправдание, но я не могла тогда мыслить ясно. Я была слишком расстроена болезнью Дженни, чтобы разумно оценить ситуацию и принять во внимание твои законные права отца. Весь мой мир рушился.