Благословение проклятых дорог

Штаний Любовь В.

Правда, непонятно, с какого перепуга я ему сдалась, всё-таки странно, но ещё более удивительно другое: почему я до сих пор думаю? Почему так не хочу поцелуя, обещающего стать самым приятным в моей жизни?! Ведь не бывшему же верность храню! Откровенно говоря, я уже и лица-то Лёшки почти не помню. Ощущение, будто все воспоминания поблекли, вытерлись и полиняли. Впрочем, мой бывший, застуканный к тому же на горячем, в любом случае и в подмётки Ирвину не годится. Так почему?

А Ирвин всё наступал, медленно и верно. Точно так же, как я пятилась. Почему-то.

— Я

буду кричать, — наконец сдавленно пискнула я и выдала последний аргумент. — И царапаться!

Тёплые губы невесомо коснулись уголка губ, скользнули по щеке к уху и:

— Очень на это надеюсь, — хрипловатый шёпот, но в следующую секунду инкуб развернул меня вокруг своей оси. Яркий свет на долю секунды ослепил. А потом…

— Ничего себе! — ахнула я.

Мы оказались в огромной, размером не меньше парочки приличных стадионов, оранжерее. Обширное пространство было укрыто прозрачным куполом, но ни подпорок, ни каркаса я так и не разглядела. Выходит, это не стекло, а самая настоящая магия! Ну, или какой-то местный материал, прочный настолько, что законы физики ему по барабану. Тоже возможно, в принципе. Людям на земле каких-то пару сотен лет назад и не снились возможности моих современников. Для них не только самолёт, но и само здание аэропорта — уже волшебство.

Но ладно бы купол! Всё залитое солнцем пространство оранжереи заполняли растения всевозможных расцветок, размеров и форм: от крохотных, с мой ноготь, оранжевых кактусов, которые медленно ползали по прозрачным стенам, слизывая зелёными языками капельки влаги, до гигантских деревьев, усыпанных плодами или цветами.

— Какая красота! — выдохнула я восторженное. — Ирвин, это же настоящая сказка!

— Рад, что наконец-то угодил, — рассмеялся инкуб. — Прогуляемся?

— С удовольствием! — ничуть не кривя душой кивнула я и взяла спутника под руку. — А зачем при замке такая большая оранжерея? Её ведь, наверняка, очень дорого содержать?

— Ташенька, здесь собраны растения со всего мира. Оранжерея является частью замка не одну тысячу лет, я даже не знаю, кто конкретно её построил. Что касается «зачем»…

Мы шли по деревянному настилу, аккуратными дорожками петляющему между узловатыми стволами и свисающими с подпорок лианами. Воздух, напоённый ароматом тысяч разных цветов, плодов и ягод дурманил похлеще любого вина. Ирвин демонстрировал знание местной флоры, рассказывая то про одно растение, то про другое:

— Вот эта лиана называется брызговиком.

Инкуб указал на зелено-серебристую лиану, на которой висели похожие на мешочки плоды разного размера. Некоторые величиной едва с мой кулак, другие достигали в величину объёмов пары хороших вёдер. Кое-где виднелись скопления мелких красных цветочков.

— У неё очень интересная корневая система, — продолжил рассказ мой гид. — Центральный стержневой корень уходит очень глубоко и обязательно находит поземный источник или реку. Во время осады четыре-пять таких лиан легко обеспечивают население замка питьевой водой, поэтому их в оранжерее целых семь штук, на всякий случай.

Я

с любопытством рассматривала тугой розоватый «мешок».

— Внутри вода. Чуть сладковатая, но почти не отличимая на вкус от обычной. — проследив за моим взглядом, пояснил Ирвин. — Можешь потрогать, только не наступай на поверхностные корни.

— Почему? — осторожно переступая через бурые узловатые жгуты, виднеющиеся вокруг основания стебля и кое-где даже наползающие на край настила. — Это опасно?

— Нет. Но если наступишь или дёрнешь посильнее, созревшие плоды раскроются, и тебя окатит с ног до головы.

Слегка надавив на стенку ближайшего мешка, я улыбнулась. В детстве мальчишки наливали в воздушные шарики воду и бросали их с крыши. Я пару раз лазила с ними, пока мы случайно не окатили водой какого-то дядьку. Так вот, если потрогать бархатистую на ощупь поверхность фрукта, он точь-в-точь, как Капитошка! Упругий, текучий и как будто живой.

— Внутри некоторое количество мелких семян, — продолжил инкуб. — В дикой природе животные приходят попить или помыться, наступают на корни и вместе с водой на шкуру попадают и семечки.

— Ага, то есть брызговик таким макаром расширяет ареал произрастания, — припомнив пару относительно умных слов, проговорила я. — И дополнительный полив поверхностных корней…

— Именно. Опустевшая шкурка постепенно усыхает и становится похожа на скорлупу, — он указал на шапочку цветочков, в серединке которой я с трудом разглядела коричневый шарик размером с грецкий орех. — Что любопытно, «скорлупа» является цветоложем сразу для всех окружающих её цветков и, когда опадут лепестки, внутри «коробочки» окажутся семена. Тогда лиана заново примется накачивать воду в плод, а жёсткие стенки начнут растягиваться. Потом…

По оранжерее мы бродили долго, и я не уставала восхищаться знаниями инкуба и причудливостью растений. Это же надо! Чего стоит, например, пальма, цветы которой достигали в длину четырёх метров, а лепестки после специальной обработки приобретали прочность, позволяющую шить из них одежду? Носкую одежду! Или неприметные кочки, способные перемещаться на собственных корнях в поисках света? Что сказать, настоящая сказка!

— Видишь, вон там пампасная трава?

Я уставилась на указанные Ирвином заросли пушистых белых колосков под три метра высотой.

— Это — кнан. Измельчённые зерна используют для изготовления мази, многократно ускоряющей заживление ожогов. Вытяжка из листьев одголина, — жест в сторону ярко-фиолетового с жёлтыми прожилками крохотного кустика, — незаменимое средство при глубоких ранениях, а корни применяют в противовоспалительных сборах.

— Кажется, я понимаю, зачем вам такая оранжерея!

— Да. В Тёмных Землях небезопасно, а в прежние времена, когда постоянно шли войны за земли и власть, эта оранжерея часто была единственной преградой между жизнью и смертью. Сейчас, когда магии стало катастрофически не хватать, большая часть магических рас успокоилась. Для борьбы нужны силы, которых и так всё меньше и меньше.