Благословенное дитя
Шрифт:
С уважением, местные жители».
Лаура, Ларс-Эйвинд и их дети отвечали за написание букв «Е» в первом предложении, а Туве Гран, ее мужу Лейфу и двум дочкам-близняшкам достались буквы «Е» во втором предложении.
— Креативность и созидательность — вот наш девиз! — объявил Уле-Петтер Крамер в июне на общем собрании жилищного кооператива. Единственным пунктом в программе собрания был плакат — как его правильно написать и оформить. За это отвечали Уле-Петтер Крамер и Алф Краг. Скоро субботник — уже меньше недели осталось. В комиссии по субботникам председательствует,
— Так мы напишем: «ЗДЕСЬ ДЕТИ» или «ЕСТЬ ДЕТИ»? — спросила Лаура.
— Мы должны написать: «ЗДЕСЬ», — ответил Уле-Петтер Крамер.
А Миккель Скар сказал:
— По-моему, надо учитывать один важный момент. Расстояние между буквами не должно быть слишком большим. Главное — не переборщить с созиданием. Свободный полет фантазии это еще не все, нужно и меру знать.
Миккель Скар — дизайнер. Это он придумал логотип для нового сухого завтрака «Суперхруст». У него просто удивительные способности — так говорят о Миккеле Скаре. Ларс-Эйвинд, муж Лауры, тоже в своей области не последний человек, но когда дело касается плаката, то до Миккеля Скара ему далеко.
Миккель Скар полагал, что они могут переборщить с созиданием и тогда плакат выйдет кустарным. Сидя между супругами Тувой и Лейфом Гран, Лаура смотрела на Ларса-Эйвинда, стиснутого тремя детьми Осмундсен. Он обеими руками тер глаза. «Словно сонный младенец», — подумала Лаура. Ей захотелось ласково погладить его по щеке.
Ларсу-Эйвинду собрание было до лампочки. Он тоже состоял в каком-то комитете, но в каком точно — забыл, а спросить не решался. В жилищном кооперативе все заседали в комитетах. Ларс-Эйвинд смотрел на старика в мешковатом костюме. Старик сидел отдельно в углу столовой и ел мясное рагу. Маленький и тщедушный, а его темно-синий костюм весь в пятнах. Ел старик медленно, руки его дрожали, и время от времени он даже придерживал одной рукой другую, словно успокаивая ее. Из-за дрожи в руках ел он очень медленно. Осторожно подняв стакан, старик глотнул воды.
Общие собрания жилищного кооператива проводились шесть раз в году в столовой при доме престарелых. Обычно с пациентами жильцы не сталкивались: собрание начиналось в семь вечера, а пациенты, пообедав в два часа, отправлялись отдыхать.
Посмотрев на старика, Ларс-Эйвинд перевел взгляд на Лауру, потом на Миккеля Скара и сказал:
— Подумаешь! Миккель, какая, в сущности, разница — ну будет плакат чуточку корявым! Это же ради детей…
— Нам придется смотреть на него каждый день, — ответил Миккель, — и детям тоже! Дети должны видеть красоту — это важно. Это называется эстетическим образованием.
— Разве? — спросила Лаура.
— Что — разве? — переспросил Миккель Скар.
— Разве именно это называется эстетическим образованием?
— Я всего лишь хотел посоветовать! По-моему, плакат не должен сильно бросаться в глаза, — ответил Миккель Скар.
Лаура опять взглянула на
— Видишь его?
— Ты о ком из них?
— О том, который помоложе.
— Ну?
— Это он теперь наш новый сосед. Паап. Он… Даже не знаю… Сегодня он подарил моим дочкам браслеты.
— Браслеты? — шепотом переспросила Лаура.
— Да. По-моему, он их сам сделал. Просто бусинки на веревочке. Они шли из школы, а он остановил их и спросил, не хотят ли они по браслету. Они поблагодарили и взяли! Я сказала, что мы должны вернуть ему эти браслеты!
— И ты пойдешь возвращать? — спросила Лаура.
— Знаешь, жалко, что там кто-нибудь другой не поселился! — сказала Тува Гран.
Лаура и Ларс-Эйвинд лежали на широкой двуспальной кровати.
— У тебя что-то болит? — спросила она.
— Да нет вроде.
— Тогда что случилось?
— Не знаю.
— Так спи уже! — Лаура отодвинулась к краю кровати. — Ладно, если б ты сам не спал. Ты ведь и меня будишь!
— Да.
— Зачем, а?
— Одному мне тяжело.
— Что тяжело?!
— Не знаю. Спина болит. Простыня влажная. Боюсь.
Лауре снилось, что она идет босиком по снегу, спускается по заснеженной дороге, поднимается на крутой холм и тащит плакат — огромный, словно ковер-самолет или палатка. Плакат белый и тяжелый. Лаура то волочит его за собой, то несет перед собой на вытянутых руках. Из-под снега выступают острые камни, впивающиеся Лауре в босые ноги. Ее ступни в крови, но боли она не чувствует. Она подходит к широкой кровати — на ней худое мальчишечье тело. Лаура укрывает тело плакатом.
— Мне показалось, что ты замерз, — прошептала она ему на ухо. — Монеут калазаутон чутои ыты мералазон.
— Скорее всего, мы продадим дом, — сказала Лаура.
— А соседи тут хорошие? — спросил Юнас Гуаве.
— О да! Лучше не придумаешь! — ответила Лаура.
— В основном семьи с детьми?
— Все, кроме Паапа. Он живет один в развалюхе немного дальше по дороге.
— Паап?
— Да. Он делает из бусинок браслеты и раздает их маленьким соседским девочкам. Например, у моей дочери Юлии есть несколько таких браслетов.
— Это, по-вашему, нормально?
— Ну, может, и не совсем нормально, — ответила Лаура, — тут уже собирают подписи, чтобы выселить его из жилищного кооператива.
— Думаю, с продажей надо подождать до весны, — сказал Юнас Гуаве, — когда расцветет сирень.
Лаура улыбнулась:
— А вот мою сестру от запаха сирени каждый раз тошнит. Не выносит этого запаха. Она вспоминает, как была беременна, — тогда ее тоже мутило от сирени. А вам известно, что тошнота во время беременности похожа на тошноту, возникающую при длительной химиотерапии?
— Сирень ведь так приятно пахнет! — сказал Юнас Гуаве
— Знаете что? Я хочу продать дом побыстрее. Желательно в январе. Чем скорее, тем лучше.