Благословенный 2
Шрифт:
У двери тотчас же встают гвардейцы нового времени, ничего общего не имеющие с блистательными гвардейцами Версаля, — двое крестьян с сенными вилами в руках.
Наконец слышен цокот копыт, и одновременно раздается дикий крик сотен людей: «Гусары! Гусары!».
Но это были не гусары.
У дома мэра остановился большой тёмный экипаж, сопровождаемый небольшим отрядом странных, варварского вида всадников. Из кареты вылез огромного роста господин с лицом, украшенным шрамом от страшного сабельного удара. В сопровождении своих бородатых спутников и одного француза
Внезапное вторжение застало их врасплох. Мадам Турзель бросилась защищать детей; взглянув на не знакомого ей громилу, перевела взгляд на сопровождавшего его господина и тут же узнала шевалье Ружвиля, человека, которого видела возле себя во дворце сотни раз и о котором знает, что он — отважный, безумно смелый человек.
— Господа! — обратился Ружвиль, но не к беглецам, а к властям города. — Этот господин — барон Корф. Он русский, и не говорит на нашем языке. Его супруга, баронесса Корф, покинула его вместе с прислугой, собираясь бежать в Брюссель, к любовнику. Барон настиг их. и теперь собирается возвратить всех в Париж.
— Отлично! — проворчал мэр, довольный, что эта дурацкая ситуация, наконец, разрешилась, и остаток ночи можно будет посвятить сну. — Забирайте их, и пусть проваливают.
Но возникли затруднения.
— Мы никуда не поедем! — заявил вдруг «дворецкий». Мы будем сидеть здесь, и ждать, когда прибудут гусары!
Услышав это, русский господин что-то гневно заговорил на своём тарабарском наречии.
— Умоляю вас, Ваше величество, будьте благоразумны! — тихонько произнёс Ружвиль. — Уверяю вас, это ваше последняя надежда!
— Вы готовы поручиться, что всё пойдёт благополучно? — нервно спросил король.
— Я готов поручиться, что это ваш единственный шанс! — отвечал тот.
Пока король колебался, драгоценные минуты уходили в песок. И тут русский господин потерял терпение. Взревев, он отвесил несчастному монарху чудовищную оплеуху; затем, не дав никому опомниться, схватил свою трость и как следует отходил «дворецкого» по спине. Поднялся крик, женский плач; не обращая внимания решительно ни на кого и не на что, бородатые спутники барона схватили несчастных беглецов и совершенно бесцеремонно затолкали их в карету.
Под шумное недовольство толпы карета русского, увенчанная баронским гербом, отправилась на выезд — обратно в Париж. Лишь проехав обратно арку городских ворот, беглецы получили некоторые объяснения.
— Ваше Величество, простите нас! — воскликнул бледный Ружвиль, поражённый этим чудовищным нарушением этикета. — Но это был единственный способ вас спасти! Сюда уже спешат комиссары Национального собрания, ещё полчаса-час, и они будут в городе!
Король ничего на это не ответил, прижимая батистовый платок к разбитому в кровь лицу.
— Что вы намерены предпринять? — вместо него спросила бледная как смерть, но решительная королева.
— Здесь, на дороге, вас ждёт небольшой отряд немецких гусар под началом герцога Шуазеля. Они переправят вас через реку вброд. Мы
— А где же мы возьмём лошадей?
— Граф Орлофф об этом позаботился! Вас ждёт десяток прекрасных верховых лошадей.
— Но мадам Турзель не сможет ехать верхом!
— Мадам Турзель может возвратиться в Париж. Прикрытие в виде паспортов слуг баронессы Корф вам уже не понадобится — вы теперь под защитою армии!
Королева, самая сообразительная из всех, поняла, что к ним только что пришло спасение, причём с совершенно неожиданной стороны.
— Мы всегда будем благодарны вам, граф Орлофф! Не так ли, ваше Величество?
— О, да, — подтвердил Людовик, всё ещё прижимавший платок к разбитым губам. — Граф, мы обязаны вам решительно всем! Полагаю, я должен возвести вас в достоинство герцога и пэра Франции… А на герб непременно следует поместить вашу трость!
Глава 3*
Ещё два года тому назад для усовершенствования артиллерийской части я убедил Потёмкина, как главу Военной коллегии, создать «Артиллерийскую комиссию», что должна была разработать новые образцы орудий, и поспособствовать их унификации. Руководителем артиллерийской комиссии назначен был Пётр Иванович Мелиссино, «первоприсутствующий» (то есть начальник) канцелярии Главной артиллерии и фортификации, а по совместительству ещё и директор Артиллерийской школы. Нет, конечно же, работа над новыми артсистемами велась и без того: ею занимались в «Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе», но дела там шли ни шатко ни валко; теперь же всё объединилось в одной комиссии, и дела пошли быстрее.
Сегодня особенный день: с раннего утра мы все прибыли на «Артиллерийский луг» — небольшой полигон в местечке «Охта», где испытывались образцы новых орудий. Я приехал с непременным Протасовым; тут уже были сам Пётр Мелиссино, чины из Коллегии, майор Бонапарт, юный подпоручик Аракчеев, Христофор Эйлер, и представители заводов, на которых, при успехе испытаний, изготовление этих пушек и будет возложено. Тут же, в окружении лизоблюдов тёрся Платоша Зубов, мечтавший взять всё это дело под свою руку. Впереди нас, в поле, стояли несколько деревянных избушек, изображающих цели, а прямо перед нами — образцы новых орудий. Мы разговаривали возле каменного флигеля с толстыми кирпичными стенами, где служащие полигона могли укрываться во время особенно рискованных экспериментов.День выдался ветреный, и господа офицеры придерживали свои треуголки, чтобы те ненароком не улетели.
— Итак, господа, — начал Пётр Иванович, — разрешите представить образцы предлагаемых артиллерийских орудий. Это — он указал на крайнее, сравнительно небольшое орудие — шестифунтовая облегчённая пушка для снаряжения конной артиллерии. Вес её в развернутом положении сорок семь пудов, в походном положении, с передком и боекомплектом,шестьдесят девять пудов. Бьет ядром на 2 тысячи аршин.
По реакции господ офицеров я понял, что показатели им очень нравятся. Даже фаворит одобрительно качал головой и поддакивал собравшимся.