Благословлённые Тьмой, проклятые Светом
Шрифт:
Арха так напугалась, что едва не выронила переполненную корзину, из которой дохлыми языками свешивались испачканные бинты. Пожалуй, любой бы испугался, услышь рядом с собой нечто среднее между шипением, фырканьем и звуком, будто ногтями доски скребут. Сразу мерещится многое: то ли на ужа ты наступила, то ли на ежа. То ли кого-то похоронили заживо, и теперь он пытается выбраться обратно. Даром что под полом лазаретской каптёрки никогда никого не закапывали. Это сейчас не закапывали. А кто поручится, что такого не было, когда сарай
— Пст! Пст! — повторился странный звук. — Да пст же, тётя Арха!
Ведунья наконец-то догадалась развернуться. Что с громадной корзиной в руках сделать оказалось нелегко. Но зато источник шипения, фырчанья и скрежетания обнаружился.
— Тьма! Ирруш, нельзя так пугать, честное слово, — облегчённо выдохнула лекарка.
И тут же спохватилась, грозно нахмурившись. Правда, её ужимки на девчонку никакого впечатления не произвели.
— А что ты не слышишь-то? Я её зову-зову, а она не слышит. Уши заложило что ль?
— Ну, когда меня таким образом зовут, я обычно не реагирую. Ты бы ещё свистеть начала.
Ведунья водрузила корзину на табуретку, и устало потянулась, опершись ладонями в поясницу. Вот, кажется, что такое бинты? Тряпки же. Однако тяжёлые, как кирпичи. А их ещё до деревни волочь, отдавать крестьянкам на стирку. Нет, спасибо, конечно, что местные согласились их полоскать. Но не могли они сами грязные перевязки забирать? В конце концов, Арха — почти дипломированный работник. Ну, или по крайней мере квалифицированный.
— Могу и свистнуть, — окрысилась Ирруш. — А могу и заорать. Вот всем-то счастья привалит, кады узнают, что сейчас дядя Псих дядю Бабника уконтрапупит. Иль ещё чего похуже.
— Какой псих какого бабника должен укантропупить? — ничего не поняла лекарка.
— Ну, ой! — махнула рукой беса. — Чего мне, лордами их что ль кликать? Да то долго и больно путанно. И со всем моим уважением и почтением — дядя, а не бродяга какой. И по именам мне их не след звать. Все ж, они меня насколько старшее-то? Я ж вежевство тоже понимаю, чай не совсем дикая. А тут то…
— Стоп! — скомандовала Арха и даже руки вперёд выставила, отгораживаясь от льющегося потока сознания. Ирруш — милый и послушный ребёнок — тут же захлопнула рот, утёрла нос рукавом, натянутым на пальцы, и преданно уставилась на ведунью. — Ещё раз и на понятном языке. Кого ты назвала психом и бабником?
— Так чего непонятного-то? — удивилась беса. — Бабник — это блондинчик ваш, у которого ещё язык раздвоенный и глазки голубенькие. Ифовет в смысле, — она изобразила у собственного виска спиральки и высунула язык, видимо подражая змее. На визуализацию голубеньких глазок у девчонки фантазии не хватило. — А псих — это псих. Шавер.
Ирруш пожала плечами, подумала и выпучила-таки глаза, оскалившись и выставив пальцы, скрюченные в жуткие когти. На Ирраша это было совсем не похоже. Но если Арха и сомневалась, что в первом случае речь
— Угу. Разобрались, — буркнула ведунья, очень стараясь не улыбаться. Веселье в данном случае можно было смело считать антипедагогичным. — И что с ними?
— Как что? — возмущённо взвизгнула девчонка и тут же спохватившись, понизила голос до таинственного шёпота. — Как что? Я ж говорю: укантропупит один другого-то. Вот прям там, где они есть, и закопает!
— Бывает, — философски заметила Арха, снова собираясь подхватить корзину и отволочь её все-таки прачкам. — На этот раз почему?
— Так из-за тётеньки добренькой. Ну, которая слепая! Бабник-то её выгуливает возле прудика, а Псих в кустах сидит и прямо р-р-р! Аж пар из ушей прёт.
Ведунья замерла, как была, наклонившись, пытаясь переварить полученную информацию. В голове, как мозаика, начала складываться картинка. Принимающая все более уродливые и пугающие формы.
— У какого прудика? — внезапно севшим голосом спросила лекарка.
— Да в том, в котором на прошлой седмицы маги оргию-то устроили, — невинно пояснил ребёнок. — В смысле, где они ночью купались.
Такая справка ровным счётом ничего Архе не дала. Ну, не знала ведунья, где именно маги на прошлой неделе оргию устроили. И тем более, при столь грандиозном событии лекарка не присутствовала. Но, к счастью, в окрестностях деревни водоёмов имелось не так много. А прудиком стоило называть только заболоченную яму, которую местный староста когда-то приспособил для разведения карпов. Правда, карпы в ней не прижились, зато лягушек водилось в избытке.
Вот туда-то, подхватив подол, и рванула лекарка, оставив радостно повизгивающую и подпрыгивающую от избытка эмоций Ирруш далеко позади себя.
Но трагедия то ли не собиралась, то ли просто не успела случиться. Первым ведунья обнаружила шавера. Кот стоял в зарослях ивняка и спокойным его назвал бы только неисправимый оптимист. А по-простому: демон взбесился не на шутку. Уши прижались к черепу плотно, словно их приклеили, глаза сузились до крохотных щёлочек, посверкивающих жёлтым. Шея напряжена и вытянута вперёд. Верхняя губа дёргается в нервном оскале. Кулаки сжаты действительно до побелевших костяшек. Что, учитывая окрас демона, сделать не просто.
— И что у нас опять случилось? — негромко поинтересовалась лекарка, не рискуя подходить к Иррашу ближе, чем на десяток шагов.
— А что у нас случилось? — глухо рыкнул демон, даже не удосужившись повернуться к девушке. — У нас все в порядке. Полном.
— И психуешь ты потому, что сегодня фаза луны такая или у тебя критические дни приближаются? — спросила Арха задумчиво у ближайшего куста.
— Чего? — от удивления у Ирраша даже глаза раскрылись.
— Ничего, — невинно улыбнулась Арха. — К тебе уже можно подходить? Не укусишь?