Благовест с Амура
Шрифт:
— Могут повторить и у Красного яра, — заметил Изыльметьев.
— Могут, — кивнул Завойко. — Но вряд ли. Они же не дураки, знают, что окажутся под ударом трех батарей и пушек «Авроры». От их десанта там одни лохмотья останутся. Впрочем, ладно, направлю туда второй отряд Губарева. — И заглянул в стаканчик. — Ох, что-то долго я его держу. Давайте за победу, Иван Николаевич!
Выпили за победу, закусили.
— Вы еще долго собираетесь здесь оставаться? — поинтересовался Изыльметьев. — Кажется, уже два срока отслужили.
— Да уж двенадцать лет. Но,
По счастливой улыбке Василия Степановича без слов было понятно, как он любит свою жену, своих детей. Изыльметьев тут же налил по третьему разу.
— Третий тост, как полагается, — за любовь, — возгласил он. — За любовь к родителям, к жене, к детям…
— К Отечеству, — добавил Завойко, поднимая свой стаканчик. — Вы не поверите, Иван Николаевич, меня до слез трогает то, как дерутся за Отечество наши солдаты и матросы. Местные — понятно, у них дома, семьи, хозяйство, есть за что драться, а у остальных-то нет здесь ничего, кроме воинского долга и этого эфемерного понятия Родина, Отечество, за которое надо жизнь отдавать. И они — отдают, даже не думая о том, вспомнит ли о них Родина. А ведь это и есть знак высшей любви! И я выпью за такую любовь стоя.
Капитан Арбузов до позднего вечера собирал своих стрелков. Выстроив команду возле губернского правления, Александр Павлович обратился к ней со словами:
— Теперь, друзья, мы снова вместе. Я назначен к вам командиром и клянусь крестом Святого Георгия, который честно ношу четырнадцать лет, не осрамлю этого звания! Но если вы увидите во мне труса, немедленно заколите меня штыками и наплюйте на мой труп! Однако знайте, что и я потребую точного исполнения присяги — драться до последней капли крови! Умрем — не попятимся!
— Так точно! Умрем — не попятимся! — как один человек подтвердили стрелки.
Двадцать четвертого августа в четыре часа утра началось движение на позициях противника — это было заметно по мутным огням на шлюпках, сновавших в разных направлениях, — и горнисты защитников протрубили тревогу.
Над морем висел густой туман; начавшийся рассвет постепенно окрашивал его во все более светлые тона — сначала сизо-голубые, затем бледно-розовые, постепенно переходящие в светло-желтые и молочные. Но никто не обращал внимания на эту красоту.
Завойко, как и перед первым сражением, объехал и обошел все батареи и отряды и всюду говорил о воинском долге и защите Отечества. Ответ был одинаков и единодушен: «Умрем, но не сдадимся!»
Молебен о даровании победы был только один — на борту «Авроры» его отслужил корабельный священник — иеромонах Иона; в других местах уже готовились к бою и потому молились каждый про себя.
Туман оседал к воде, обещая солнечный день и обнажая мачты, а затем и корпуса парохода и двух фрегатов, движущихся в буксирном кильватере на север вдоль сопки Сигнальной в двух кабельтовых от берега. Фрегаты шли под адмиральскими флагами — это были «Форт» и «Президент».
Напротив
78
Стеньга — удлинение мачты.
Тем временем пароход довел до места против седьмой батареи английский фрегат, а сам прошел чуть дальше и стал спускать десантные шлюпки. «Президент», став на якорь и шпринг, немедленно обрушился 26 крупнокалиберными орудиями на три пушки капитан-лейтенанта Кораллова (оставшиеся две бездействовали из-за направленности в другую сторону). «Вираго» со своими бомбическими орудиями тоже старался преуспеть в уничтожении русской батареи.
«Форт», продолжая обстрел, вслед за англичанами также отправил десант с явным намерением высадиться у перешейка, захватить его и выйти в тыл второй батарее и «Авроре» с «Двиной».
Завойко, предвидя возможный захват высот, с которых легко можно ворваться в город, отправил отряд Губарева и 15 лучших стрелков-камчадалов к вершине Никольской сопки. Они должны были сдержать первый натиск десанта. Отряд Анкудинова и остальные стрелки остались в резерве у порохового погреба, расположенного у подножия сопки. Здесь же находилась штаб-квартира генерала.
Изыльметьев, слыша гул обстрела третьей батареи (некоторые ядра перелетали перешеек и падали в воду Малой губы) и полагая, что среди артиллеристов наверняка большие потери, отправил туда мичмана Фесуна с десятком матросов.
Фрегат «Эвридика» и бриг «Облигадо» тем временем попытались подойти к Красному яру для вторичной высадки десанта. Их встретили плотным огнем восстановленные батареи № 4 (под командованием старого артиллерийского кондуктора Дементьева) и № 1 (ею теперь командовал мичман Попов, заменивший раненого Гаврилова), к которым присоединились Кошечная и русские корабли. Французы отказались от своего намерения, передвинулись к «Форту», обстреливая город ядрами через сопку, и направили пять ботов десантников к перешейку.