Благовест с Амура
Шрифт:
№ 1 — у одной бомбической пушки сколоты поворотный брус и деревянные станочные подушки, сломан болт подъемной коробки; у 36-фунтовых пушек сломаны передние и задние оси и три колеса и лопнули брюки; у других лопнули трое талей и четыре стропки для закладывания их; сломаны четыре банника и два пробойника, платформа в некоторых местах поломана; бруствер в двух местах поврежден ядрами.
№ 2 — у 2-го орудия перебит брюк; у 4-го окончание дула повреждено и перебит брюк; у 8-го — левая станина и перебит брюк: у 10-го — окончание дула немного повреждено и у станка — правый горбыль; у 11-го — подбит станок…
№ 4 — у станков перерублены: оси, три брюка, трое талей; изломаны прицелы у всех орудий и ударные молотки;
Изыльметьев заметил столь необычную скрупулезность — зачем, спрашивается, командующему обороной все эти брюки, тали, болты, горбыли, банники и стропки, его ли подобный уровень забот?! — но промолчал. Он понял: в этом, казалось бы, мелочном перечислении потерь скрыта жуткая горечь — на чем держится престиж великой России, которая не смогла, а вернее, не удосужилась обеспечить достойную защиту своих — пусть далеких, однако своих! — рубежей. Но он не знал — и может быть, слава богу, что не знал, — насколько жалки укрепления гордости русского флота Севастополя, которому предстоит многомесячная оборона от тех же англо-французов вкупе с турками. И какую горечь должен был испытывать командующий обороной адмирал Корнилов, который задолго до высадки англо-французов требовал от главнокомандующего — светлейшего князя Меншикова укрепить город, но тот, одержимый болезнью шапкозакидательства, лишь посмеивался. А ведь Севастополь не на краю земли, до него не надо добираться вокруг света полгода на корабле или столько же — посуху. И император не доглядел, что у него под боком творится, а может быть, просто стал уже не тот. И возраст под шестьдесят, и любовь, которая поддерживала и вдохновляла его многие годы, давно ушла…
Глава 5
Военный совет союзников, созванный вечером 20 августа, был скандально бурным. Красный от ярости капитан Николсон, после смерти Прайса возглавивший английскую часть эскадры, просто бушевал, обращаясь к Феврие Де-Пуанту:
— Объясните нам, адмирал, чем вы руководствовались, не позволив десанту «Эвридики» и «Облигадо» высадиться на берег? Мы полностью разгромили две батареи русских, десант с вашего «Форта» был на пороге города, наш десант был готов развить успех, и вдруг… Я не поверил своим глазам, когда бриг и корвет пошли прочь от перешейка. Объяснитесь, черт побери!
Седовласый Де-Пуант, восседающий во главе длинного стола, за которым расположились командиры кораблей и десантных групп, оставался невозмутим:
— Я, капитан, руководствовался результатами сражения. И в вашем «Пике», и в моем «Форте» уже достаточно пробоин, в том числе и подводных. У «Вираго» и «Президента» дела не лучше. Русские артиллеристы, надо признать, превосходно стреляют. На перешейке, как мне доложили, на пять пушек было всего десять артиллеристов, правда, стреляли только три орудия, но и тех хватило, чтобы у брига разнесло шканцы, а корвет получил пробоину через оба борта. При этом русские потопили шлюпку с десантом, погибло девять человек. А у вас, между прочим, я что-то не заметил рвения к высадке своего десанта. Более того, бомба с «Вираго» произвела опустошение среди наших морских пехотинцев…
— Это была ошибка артиллеристов, — пробормотал командир парохода. — Приносим наши извинения.
— Если я погибну, передам ваши извинения тем пяти десантникам, которых мы завтра будем хоронить, — язвительно сказал адмирал.
— Господин адмирал, мы тоже недовольны тем, что нас отозвали, — сказал де-ла-Грандьер, командир французского десанта. — И офицеры, и солдаты рвались в бой. Мы легко захватили бы русские батареи — ту, что на перешейке, и ту, которая левее, у основания горы.
— Город так просто не взять,
За столом поднялся шум. Николсон встал и повел рукой, успокаивая офицеров.
— Адмирал Прайс ни за что бы не ушел, не закончив дело, ради которого пересек океан. — Голос капитана был тяжел, слова падали, как ядра. — А вы хотите бежать, как напуганный заяц.
— Еще одна такая дуэль — и у нас не останется боеприпасов, — упорствовал старый адмирал.
— Будем действовать десантом, — подал свой голос капитан Буридж, командир английской морской пехоты.
— Вы видели, какая тут местность? — Лейтенант Бурассе, командир гребных судов, поддержал адмирала. — Нам наверняка устроят засады!
В дверь постучали. Это было так неожиданно, что все повернулись к входу. Во время заседаний совета вход посторонним был запрещен.
— Кто там? Войдите, — сердито сказал адмирал.
Вошел старший вахтенный офицер:
— Простите, господин адмирал, дело сверхсрочное. На борт поднялись два матроса с американского купца, что стоит на севере бухты. У них есть для вас важные сведения.
Адмирал потер бритый подбородок. Вид у него был недовольный, но в душе старик радовался, что получил передышку. Он страшно устал и уже твердо решил по возвращении из этого похода уйти в отставку.
— Что ж, прервемся, господа, послушаем представителей молодой демократии.
Вошли два типичных ирландца — рыжие шевелюры, рыжие бороды, щеки веснушчатые, — небрежно поклонились.
— В чем дело, господа? — спросил Де-Пуант.
— Сведения имеем, которые могут вам пригодиться, — сказал один.
— Если сойдемся в цене, — добавил второй и ухмыльнулся.
— И сколько же вы хотите за ваши сведения?
— Да по пятерке золотых «орлов» было бы не худо, — осклабился второй.
— Это… сколько? — недоуменно вскинул брови адмирал.
— Пятьдесят долларов каждому, — пояснил капитан Уитингейм с «Президента».
— Золотых, а не бумажных, — уточнил первый американец.
— А не подавитесь? — зло поинтересовался Николсон.
— Ты, англичанин, за наши глотки не переживай, — ощерился второй. — Мы, американцы, все проглотим. Будете покупать? Если да — деньги вперед.
— Как решите, адмирал? — повернулся к Де-Пуанту де-ла-Грандьер.
— Это же кот в мешке, — продолжал сомневаться старик.
— Кот или поросенок — неважно, — сказал Николсон. — Если товар окажется негодным, утопим продавцов — и дело с концом.
— Микки и Пэдди [76] , вы поняли, что вас ждет? — скривил в усмешке губы Буридж.
— Слушай, Патрик, по-моему, этот Джон Бульфинч [77] нас оскорбляет. — Рука второго американца легла на рукоять кинжала, висевшего у него на поясе.
Буридж, покраснев от гнева, вскочил и выхватил из-за поясного офицерского шарфа пистолет, с которым никогда не расставался.
76
Пэдди, Микки — так презрительно англо-саксы называют ирландцев (от распространенных в Ирландии имен Патрик и Майкл).
77
Bullfinch — снегирь (англ.). Майкл обыгрывает традиционное прозвище англичан «Джон Буль» и красный мундир офицера морской пехоты.