Благой порыв
Шрифт:
И тут Арсений почувствовал, как холодный и липкий страх пополз по спине. Он опасался, что капли пота выступят на висках, и тогда лейтенант обрадуется. Надо было держать себя в руках во что бы то ни стало. Он слышал о том, что так называемых «инакомыслящих» запирали в дурдомы и там могли с ними сделать самое страшное – лишить разума. А раз могли, то и делали. Ничего страшнее для себя Арсений не мог представить, чем потерять человеческий облик и превратиться в растение. Уж лучше расстрел!
– Я тебе добра хочу, Арсений, – сказал лейтенант. – Брось фигней заниматься и других толкать…
– Кого других? На что толкать?
– Статья 70
– Что?
Удар был неожиданным и точным. Лейтенант явно ликовал, глядя на растерянное лицо Арсения.
– Она печатала и распространяла твою статью, – спокойно сообщил лейтенант. – Соседи подтверждают, что в последнее время стучала на пишущей машинке, чего раньше не было.
– Бред какой-то, – растерянно произнес Арсений. – Мало ли что могла печатать. Тоже мне улика – соседи слышали!
Лейтенант пожал плечами и сказал скучающим голосом:
– Бред, не бред, а лет семь лагерей строгого режима отхватит… милая девушка Аня. Улики поищем и найдем. Заняться?
Лейтенант Валерий Орехов молча потешался над растерянностью Арсения, радуясь тому, что нашел больное место. Воспитательница детского сада занимается враждебной агитацией и пропагандой – куда это годится? Надо по всей строгости закона… Пусть другие увидят, чем это чревато.
– Северные морозы быстро перевоспитают, – говорил он. – Отправят с бригадой лесорубов в тайгу. Одну с мужиками, с уголовниками. Ну, и какая она вернется? Он молча смотрел на Арсения немигающими рыбьими глазами, явно наслаждаясь своим могуществом.
– Чего ты хочешь от меня? – напрямую спросил Арсений.
– Да, собственно, ничего, – небрежно бросил он, пожав плечами. – Я тебя предупредил. А выводы делай сам.
И как ни в чем ни бывало, засунул руки в карманы и пошел в толпу, этакий простецкий парень.
Конечно же, Арсений незамедлительно и во всех подробностях рассказал Касьянычу об этом свидании. Он же слова не давал – молчать.
– Но чего отпустил? – все не мог понять Арсений. – Я был уверен – арестует.
– Ошибаешься, - усмехнулся Касьяныч.
– Они не отпускают. Он взял тебя на поводок. И будет держать.
– Погублю Анну, себе не прощу, – угрюмо помолчав, сказал Арсений.
Сроки сдачи сценария поджимали, Колыханов не давал покоя, пришлось сесть за работу. Платон быстро усек, что попалась ему работящая коняга, знай только загружай воз, и не пристроился рядом в парной упряжке, а примостился на облучке, да еще и понукал. Дело подвигалось бойко, потому что старания у Корнеева было через меру, корпел по одиннадцать часов в день.
И все получилось, на худсовете киностудии сценарий похвалили, сам директор студии товарищ Карпухин в заключительном слове отметил, что в кино появился сильный тендем, который должен продолжить и в дальнейшем совместную работу, то есть распахнул перспективу – гуляй, ребята! Колыханов осыпал Арсения высокопарными похвалами, называл гением, однако гонорар поделил пополам, сильно переоценив свои усилия. Арсений не стал мелочиться из-за денег, хотя и не малых.
Через какое-то небольшое время на обсуждении режиссерского сценария, над которым тоже корпели вместе Арсений и Платон, тот же самый Карпухин повел себя весьма странно, если не сказать – подловато. Он почему-то в упор не видел Арсения Корнеева, а говорил
И все остальные стали тоже говорить, как удачно Колыханов решил тот или иной эпизод, как хорошо справился со всеми проблемами в целом. Корнеев чувствовал себя так, как будто превратился в невидимку, отчего никто из присутствующих не замечал его, взгляды проскальзывали мимо с полным равнодушием. Не кричать же – я здесь!
После обсуждения директор попросил Колыханова остаться. Арсений ждал его в коридоре, уединившись в карманчике.
– Ты понимаешь? – стал объяснять Платон по выходе из кабинета. – В общем-то, ничего хорошего. Директор попросил не ставить твою фамилию в титрах.
И стал кричать:
– Ты сам виноват! Не надо было писать дурацкую статью! Видишь, не забыли! Позвонили в Комитет по кинематографии, а оттуда директору.
Касьяныч оказался прав – Арсения в покое не оставил человек с рыбьими глазами, держал на прицеле.
Тогда в коридоре Арсений не стал слушать Платона и молча ушел. Была, конечно, досада, неприятная обида мышиными зубами грызла душу, но случай этот не принес глубинного страдания. Он и не собирался работать в кино. Закрыли дверь и ладно. Других дверей что ли нет? Да советский человек и щель найдет в заборе.
Со времени знакомства с Арсением времени прошло с месяц. Анна чувствовала, что впервые за свою короткую жизнь какие-то хорошие надежды осветили душу, будто в пасмурном храме зажгли все свечи. Она никогда не унывала и прежде, но судьба не особенно ее баловала. Мама родила уже в свои сорок пять лет, скорее всего – потеряв надежду выйти замуж и пугаясь одинокой старости. В четырнадцать девочка осталась сиротой, мать умерла от почечной болезни. Сирота оказалась на попечении сердобольной бабы Дуни, переехавшей из деревни в однокомнатную квартиру, доставшуюся Анне в наследство. Об отце Анна так ничего и не выяснила. Баба Дуня старела, уже не могла работать дворничихой, на ее жалкую пенсию не прожить было, сбережения матери иссякли, надо было зарабатывать. По окончании средней школы устроилась нянечкой в детском саду и заочно поступила в учительский институт. Год назад баба Дуня умерла. Все тревожилась, как теперь ее девочка будет одна. И сегодня Анна успокоила бы старушку, что никакая она не одинокая, что есть у нее друг, очень надежный человек. Арсением зовут.
Однажды Римма поинтересовалась:
– Вчера искала его, а сказали – ушел с тобой. Где это вы болтались?
– Ходили в парк.
– Почему без меня? Я тоже хочу с вами.
Потом как-то одна из подруг Риммы разоткровенничалась:
– Римма сердится на тебя.
– Да я чувствую, – огорчилась Анна.
– Не знаешь, чего сердится?
– Откуда я знаю!
– Ее чувака отбиваешь. Не знает она!
И только теперь Анна поняла, что все так и думают, а ей в голову не приходило, что стала разлучницей. Анна уверяла себя, что они с Арсением только друзья. А девчонки в доме Касьяныча спрашивают: