Блатная верность

Казанцев Кирилл

– Сейчас сам поймешь. – Лицо Хруща приобрело задумчивое выражение, как всегда случается с людьми, вспоминающими безвозвратно ушедшее прошлое. – Чалился я на зоне с одним старичком. Вздорный, забавный. Погоняло Дуремар к нему приклеилось. Все так и звали – Дуремаром. Мозгов у него больше, чем в Кабинете министров. Но вот только через вздорность свою он с братвой конфликтовать стал. Ну, я его под свою опеку и взял. Интересно с ним побазарить было. Много чего знал. Всего «Евгения Онегина» наизусть читал и еще много чего. Теперь таких людей и не делают, перевелись.

– Иногда еще встречаются, – вставил Михаил.

– Но дело не в этом. Здоровье

у старика слабое было. Вот в больничку и слег с сердцем. Я, понятное дело, навещал его. Мой статус положенца-смотрящего позволял такое. Даже «кум» был не против, дело-то святое. У старика никого из родных на этом свете не осталось. И вот, когда Дуремар почувствовал, что ему уже не выкарабкаться, он мне и признался, чем по жизни занимался. Он типа художника, скульптора, медальера, каллиграфа был. Но своего ничего у него толком не выходило, а вот копию сделать, так это запросто. Один в один. Что тебе картину намалевать, что по дереву вырезать или чеканка какая. Никто отличить не мог. Он даже раз под мою диктовку моим почерком маляву от моего имени написал в другую зону. Братва подмены и не заметила, признала мою руку. Хотя ты ж сам знаешь, к почерку в первую очередь присматриваются. Ведь менты с малявой фальшивой и подставить могут.

– Не знаю. На зоне не чалился, – нейтрально произнес Михаил, но все равно эти слова прозвучали как укор Хрущу.

– Зря не чалился. Зона – школа жизни. Да какая там школа?! Целый университет, академия наук.

– Ну, и что твой Дуремар со своим талантом копииста делал? Доллары рисовал?

– Копии на вольняшке делал. Он по всяким музеям работал реставратором. Копию сделает во время реставрации, на место оригинала повесит или в витрину положит, в запасник вернет. А шедевр сопрет. В музеях никто подмены не замечал. Все экспонаты еще при поступлении экспертизу проходят, ну а потом такой ерундой уже никто не занимается.

– Продавал он краденое, что ли? И попался на этом?

– Если бы продавал, то быстро попался бы. Один раз удачно сбыл, второй, ну, а на третьем – подстава или облом. А он больше десяти лет этим промышлял. На одного клиента работал, больше ни с кем. А тот клиент – сумасшедший коллекционер. Свою коллекцию нигде не выставляет, ни с кем не меняется. Просто держит в подвале-бункере под «семью замками» и время от времени любуется ею в одиночестве. Он в девяностые крутым бизнесом занимался, хорошо поднялся. А потом в один прекрасный день решил жизнь свою переосмыслить, коллекционированию посвятить. Не знаю как, но удалось ему компаньонов убедить, выдернуть ему его долю из бизнеса. Удалился на покой. Дом у него здесь, недалеко, в Сочи – с подземным бункером-хранилищем. Замки там надежные, вход замаскирован. Но Дуремар там несколько раз бывал. Я пробивал, живет такой по прежнему адресу. О существовании бункера никто не знает, дом ему турки строили. Построили и уехали. Живет один, затворником. Грех его не поставить. И заявлять о краже он никогда не станет, потому как и сам сядет. Ну, заценил ситуацию? Такой шанс один раз в жизни выпадает. Не зря же мне он выпал. Дуремар за мою доброту к нему на зоне про себя и того коллекционера рассказал перед смертью. Так и сказал: «Делай с этим, что хочешь. Я перед смертью душу облегчить хочу». Я бы и один провернул, но там запоры хитрые, без твоих талантов никак.

– Соблазнительно… – неторопливо проговорил Войнич.

Хрущ внезапно приложил палец к губам, прислушался, после чего почти не шевеля губами произнес тихо-тихо, практически беззвучно:

– Во

дворе кто-то есть. Ты виду не подавай, будто мы заметили. А я выйду.

Хрущ лениво поднялся, потянулся, неторопливо пошел к выходу. Войнич вслушивался в звуки за окном. Но, как показалось ему, ничьих шагов, кроме Станислава, не услышал. Хрущ вернулся, разлил чачу.

– Показалось. Никого нет.

– Положим, возьмем мы его коллекцию. А куда толкнем? На продаже спалимся.

– Я все продумал. Тому же безумному коллекционеру назад и толкнем. Бабки у него есть. Не обеднеет. И опять-таки к ментам не бросится. Полный профит. Заплатит, никуда не денется.

Войнич задумался. Комбинация казалась почти беспроигрышной. Однако интуиция подсказывала, что где-то кроется подвох. Где именно? Он не мог сейчас ответить себе на этот вопрос.

– Ну как? – поторопил его Хрущ.

– Согласен. Надо только подумать, как попасть в его дом и не засветиться.

– Он вдобавок еще и почти глухой, – засмеялся Хрущ.

– Сидел-то твой Дуремар за что?

– Одному мужику помог документы для офигенного кредита подделать. Вот и закатился на зону «паровозом».

На улице послышалось стрекотание маломощного двигателя, мелькнул свет фар. Мужчины переглянулись и замолчали. Стрекот приближался. Почти под самое окно выкатил мотоскутер. На нем сидела Маша. В проволочной корзинке, повешенной перед рулем, громоздился большой пакет с эмблемой супермаркета.

– А, это ты, – с облегчением вздохнул Михаил. – Не боишься так поздно ездить?

– Чего мне бояться. Меня папа прислал. Сказал, привези ребятам еды, а то они там голодные. В холодильнике-то пусто.

– Мы не голодаем. – Хрущ показал на хлеб, зелень и чачу.

– Что мы с тобой через окно говорим? Заходи. Дом-то твой. Это мы в нем гости.

– Я ненадолго, – предупредила Маша, слезая со скутера.

Вскоре она уже хозяйничала на кухне. Помощь Михаила сразу же отвергла. Мол, сама все сделает куда быстрее и вкуснее. Не прошло и получаса, как на столе уже стояло жареное мясо. Исходила паром картошка, посыпанная укропом. Горкой на тарелке высился рассыпчатый салат из перца и помидоров.

– Ну, все, я пошла, – сказала девушка, снимая передник. – Приятного аппетита.

– И даже с нами не посидишь? – удивился Войнич.

– Поздно уже. – Она махнула рукой на прощание.

– В другое время я бы тебя до дому довел, – вздохнул Михаил. – А теперь, сама понимаешь, лучше лишний раз не показываться. Доведу только до калитки.

Войнич первым сошел с высокого крыльца, Маша шла за ним.

– Звезды какие на небе красивые, – мечтательно вздохнула Маша. – Так и лучатся. Тонкие такие, от каждой – золотые лучики.

– Красивые, – согласился Михаил.

– Искупаться бы сейчас, – глубоко вздохнула Маша. – Ветер сейчас с юга дует. Всю дрянь унес, чистой воды нагнал. Это я точно знаю, не сомневайтесь. Поблизости пляж небольшой. Там и в другое время чисто бывает, он в море выдается. Вы мою одежду покараулите?

– Почему бы и нет? – согласился Войнич, – только Стаса предупрежу, чтобы не беспокоился.

Когда Войнич вернулся, Маша стояла у скутера и смотрела в небо.

– В городе целый день крутишься, крутишься, – проговорила она. – Некогда ни на небо посмотреть, ни к морю сходить, хоть и живем от него всего ничего. И только иногда, случайно, как сейчас, остановишься, взглянешь на эту красоту. Сразу понимаешь, что против этого великолепия природы все наши заботы, дрязги – такая мелочь.