Блатной конвейер
Шрифт:
Страх страхом, но домой Лешка осторожно наведался и, не включая света, собрал кое-что из вещей и свои документы. А вот уйти не успел. На пороге кто-то стал скрести. Он хотел удрать через окно, но вспомнил, что забыл запереть дверь, когда входил в дом. И этот кто-то ввалился к нему. Даже в темноте он узнал Зимана. Какого черта он пришел именно к нему, Лешка не знал. Наверное, в полубессознательном состоянии, смертельно раненный, он почти дополз до ближайшего места, где был хоть кто-то из его знакомых. А с Леником они к Шкету наведывались частенько.
Зиман
— Значит, вляпался ты, парень, — со вздохом сказал Сергей. — Да-а! Значит, вот тут какая война идет.
— Война, это точно. Они, как я понял, и считали, что Зиман «товар» припрятал, чтобы Хохла подставить перед Магомедом, поссорить их. И еще, я так понял, они считают, что Фома с зоны уже не вернется. Наверное, его там убьют.
— Насколько я знаю Фому, сделать это будет сложно, — проворчал Сергей.
— Ты знаешь Фому? — с неподдельным ужасом в голосе спросил Лешка и даже отпрянул от Резенкова. — Так ты, что… от него сюда прислан, да?
— Что ты мелешь! Ни от кого я никуда не прислан, я сам по себе. А с Фомой мне довелось в колонии познакомиться. Сидел я с ним, понимаешь. Сидел, и все! Нет у меня с ним никаких дел.
— Это правда, Серега? Поклянись!
— Да иди ты! Со своими клятвами… я привык, что мне на слово верят, а с уголовниками у меня никогда ничего общего вообще не было. Я же тебе рассказывал, как на зону загремел.
— Ладно, не злись, — попросил Лешка. — Это я со страху… Так что мне теперь делать, а?
— Лучше всего в полицию идти и сдаваться!
— Да! А забыл про поручения, которые я выполнял? Если я их вложу, они меня «утопят», обязательно накапают, что я имел отношение к преступной деятельности. И посадят меня! Хоть ненадолго, а посадят. И уж я-то точно оттуда не выйду!
— Пожалуй, ты прав, — согласился Сергей. — В полицию тебе в самом деле идти не стоит. Потом придется, но это когда вся подноготная Хохла и его дружков наружу вылезет. И Магомедов всяких тоже. А раньше нельзя! Тебе исчезнуть надо на время. Лучше, чтобы тебя мертвым посчитали и перестали искать.
— А как же это…
— Слушай, а тело Зимана все еще у тебя в доме лежит?
— Наверное, — поежился Лешка. — Я еще и дверь на навесной замок запер.
— А это зачем?
— Не знаю, по привычке и с перепугу.
— Ключ с тобой?
— Вот, — Лешка выудил из переднего кармана джинсов ключ и показал Сергею. — А зачем? Ты что-нибудь придумал?
— Лешка, у тебя дом застрахован?
— Дом? А при чем тут дом? Ну, застрахован, бабка платила страховку, а потом я платил. Я как в наследство вступил, так страховой договор и переделали на меня. А что?
— Придется домом пожертвовать. Потом мы с серьезными людьми посоветуемся и решим, как со страховой компанией развязываться будем, а пока иного выхода я не вижу. Надо поджечь твой дом. Понимаешь, дом сгорел, а в нем обгоревшее
— А потом?
— А потом видно будет. Но я обещаю, что помогу тебе с документами, есть у меня приличные люди, которые согласятся помочь. Не волнуйся, не пропадешь!
— А где же я буду жить… в смысле, прятаться?
— Тебя Хохол поставил за мной присматривать? Значит, на связь со мной не подумают. Усек? Здесь будешь прятаться, у меня?
— У тебя под лежанкой задохнуться от пыли можно.
— Глупый, зачем тебе под лежанкой прятаться? Ты помнишь, как я себе эту комнату из старой бытовки переоборудовал, когда договорились, что могу тут жить? Забыл уже! Вот эта стена, которую я сколотил, примыкает к капитальной кирпичной стене. Там еще коммуникации всякие проходят. Я тогда решил, что чем красить трубы и всякую гадость выгребать, полы бетонировать, лучше я комнату на метр убавлю, и все. Пахнет там немного, да трубы журчат все время, а так… пару досок оторвем, а потом назад наживим. Лежанку там тебе устроим, а я буду тебе туда еду и воду передавать. Потерпишь пару недель, а там видно будет.
— Ты думаешь, за пару недель что-то изменится?
— Ты же сам говорил, что кое-кто считает, будто Фома из зоны не вернется. Раз так считают, то, значит, приняли какие-то меры. А Фома человек непростой, его угробить сложно. Вот я и думаю: либо Магомед уберет Фому и все устаканится само собой, либо Фома их всех порешит, тогда ты окажешься «на коне» и героем в его глазах.
— А как все устаканится, если они Фому убьют?
— Тогда я помогу все устаканить, — пообещал Сергей. — Не век же тебе в бегах быть! Да и мне нормальной жизни хочется. А то с одной стороны Магомеды с Хохлами, с другой — полиция. Так долго не протянешь, это уж я знаю.
Когда Резенков шел по ночным улицам, стараясь держаться темных участков, откуда-то всплыл гаденький внутренний голос, который стал нашептывать ему, что он дурак. Голосок был навязчивый, и Сергей боялся, что доводы второго «я» могут победить во внутренней борьбе, которая стала в нем постепенно происходить.
— Ты мало нахлебался горя в этой жизни? — спрашивал голос заботливым тоном. — Тебе мало унижений тех допросов, обвинений, суда, колонии? Тебе мало вот этой новой жизни, в которой тебя все презирают? Остановись, дурак, зачем ты лезешь в чужие дела?
— Заткнись! — рявкнул Сергей мысленно на свой внутренний голос. — Мало того, что люди меня презирают, так ты хочешь, чтобы я сам себя начал презирать?
— Стыд не дым — глаза не выест, — со знанием дела шептал голос.
— Еще как выест! От стыда приличные люди стрелялись во все времена.
— Ой, не смеши! Это каким же надо быть идиотом, чтобы застрелиться из-за стыда?
— Надо быть порядочным человеком. Надо совесть иметь, а не гаденький внутренний голос.
Внутри второе «я» временно замолчало.