Блаженные (Блаженные шуты) (Другой перевод)
Шрифт:
— Не поддамся! — чуть слышным шепотом отозвалась она. — Я тебя не выпущу!
— Не бойся! — зашелестела в ответ я. — Об этом я не прошу.
— Тогда что? — после небольшой паузы спросила Томазина. В высоком голосе зазвенели слезы. — М-мне… Мне нельзя с тобой разговаривать. И см-мотреть н-на тебя н-нельзя.
— Почему? Я в щелочку просочусь? — поддела я. — Или демона на тебя нашлю?
Томазина снова всхлипнула.
— Честное слово, будь я на такое способна, думаешь, сидела бы здесь?
Воцарилась тишина: Томазина обдумывала услышанное.
— Отец
— Подожди!
Слишком поздно. Шаги Томазины быстро затихли во тьме.
— Черт!
Ну, это уже кое-что. Лемерль намеренно меня удалил и так напугал бедную Томазину, что та заговорить со мной боится. Что же он прячет? И от кого, от епископа или от меня? У меня часов шесть, не более. А потом? Я мерила камеру шагами и задавала себе этот вопрос. Сбежать не удастся. Меня не караулят, но помощи ждать не от кого. Ни одна из сестер не посмеет ослушаться отца Коломбина. Если только… Нет! Если бы Перетта хотела, она давно бы пришла. После того разговора в хлеву я потеряла свою подружку, проиграла ее Лемерлю с его конфетами и безделушками. Глупо думать, что именно она мне поможет. В глазах с золотым ободком воробьиный умишко и безжалостность ястреба. Перетта не придет.
Вдруг за дверью раздался шорох. Шрр-шрр! Потом негромкое уханье.
— Перетта!
Взошла луна, в вентиляционные щели сочился серебристый свет. В его бликах я увидела приоткрытый люк и лучистые глаза Перетты.
— Перетта! — Вне себя от радости, я бросилась к ней, подвернула ногу и едва не упала. — Ключи принесла?
Дикарка покачала головой, и я придвинулась к люку так близко, что сквозь брешь смогла бы дотронуться до ее пальчиков. В лунном свете кожа Перетты казалась призрачно-бледной.
— Нет? — От разочарования я задрожала, но тотчас велела себе успокоиться. — Перетта, где ключи? — медленно и четко спросила я. — Где они?
Она пожала плечами, а потом широко обвела свое личико правой рукой. Широкое лицо… Толстое… Антуана!
— У Антуаны? — быстро переспросила я. — Перетта, ключи у Антуаны?
Она кивнула.
— Слушай, — я говорила нарочито медленно и четко, — мне нужно отсюда выбраться. Пожалуйста… принеси ключи. Сумеешь?
Девочка ответила пустым, ничего не выражающим взглядом.
— Перетта! — взмолилась я, от отчаяния повысив голос. — Пожалуйста, помоги мне! — Надежда до нее достучаться таяла на глазах. — Нужно предупредить епископа…
Стоило его упомянуть, Перетта резко склонила голову набок и заухала.
— Ты знаешь про епископа? — уточнила я. — Знаешь, что он сюда едет? Отец Коломбин сказал?
Перетта снова ухнула и криво улыбнулась.
— А он говорил зачем?.. — Вопрос неправильный, нужны слова попроще. — Завтра будешь играть в игру? Шутки шутить будешь? — От волнения кулаки у меня сжались, ногти впились в ладони, суставы хрустели. — А над епископом будешь шутить?
Маленькая дикарка жутковато захихикала.
— Что
Только она уже отворачивалась. Перетту заинтересовало что-то иное, новая мысль, тень, звук. Ее головка наклонялась то на один бок, то на другой, в такт не слышному мне ритму. Тоненькая ручка потянулась, чтобы закрыть люк.
— Не-ет! Пожалуйста, вернись! Ну, Перетта!
Убежала… Исчезла, и ни звука, ни вскрика. Даже рукой на прощанье не махнула. Я уткнулась лицом в колени и зарыдала.
51. 15 августа 1610, вигилия
Видно, я снова заснула, потому что, когда открыла глаза, серебристый свет превратился в зеленоватый. В висках стучало, руки и ноги окоченели, да еще по лодыжкам дуло так, что зуб на зуб не попадал. Я потянулась, растерла замерзшие пальцы, чтобы восстановить кровообращение, и, занятая собой, не сразу сообразила, что сквозняка прежде не было.
Потом увидела, что дверь приоткрыта и в камеру сочится тусклый свет. У порога стояла Перетта, прижав ко рту руку. Я мигом поднялась.
Перетта жестом велела мне молчать, показала ключ, потом шлепнула себя по бедрам и изобразила тяжелую поступь Антуаны. Я беззвучно зааплодировала, шепнула «Умница!» и двинулась к двери. Только Перетта не пустила. Она первой скользнула за порог, захлопнула дверь и села на пол.
— Пожалуйста, Перетта! — взмолилась я. — Нужно бежать сейчас, пока ключей не хватились.
Дикарка покачала головой. В одной руке она держала ключ, а другой быстро проделала несколько движений. Я ничего не поняла, и Перетта повторила движения медленнее, хоть ее и распирало от нетерпения.
Суровое лицо, крест на груди. Отец Коломбин.
Крест покрупнее. Забавная пантомима — всадник одной рукой держит вожжи, другой — митру, которую вот-вот снесет ветром. Епископ.
— Ясно. Епископ. Отец Коломбин. А дальше?
Перетта стиснула кулачки и недовольно заухала.
Толстуха с походкой вперевалочку. Антуана. Снова отец Коломбин. Дерганая женщина в рясе — это явно сестра Маргарита. Сложная сценка, в которой Перетта точно касалась чего-то горячего, да еще несколько раз. Потом совершенно непонятный жест — Перетта развела руки в стороны, будто готовясь взлететь.
— Что это, Перетта?
Снова «полет». К взмахам крыльев прибавилась безмолвная гримаса, изображающая адские муки; потом опять сценка с «горячим» — Перетта понюхала воздух и наморщила нос, мол, пахнет плохо.
Тут я начала понимать.
— Огонь, Перетта? — спросила я неуверенно, но чувствуя, что догадка близка. Перетта просияла и кивнула на свои стиснутые кулачки. — Он зажжет еще одну жаровню?
Перетта покачала головой, ткнула пальцем в себя и обвела руками вокруг, мол, речь обо всем монастыре, о сестрах, о ней самой. Потом я снова увидела «полет», потом медальон с Кристиной Чудесной — Перетта вытащила его из-под рясы и настойчиво показывала мне святую мученицу в кольце пламени.