Блаженные (Блаженные шуты) (Другой перевод)
Шрифт:
Не вовремя мы поспорили, ох, не вовремя! Мать Изабелла украдкой следила за нами и услышала все до единого слова. Только Лемерля не проймешь.
— Демоны, вселившиеся в эту женщину, назовитесь!
— Демонов нет, — скулила Клемента. — Вы сами так говорили.
— Назовитесь! — повторил Лемерль. — Приказываю вам! Во имя Отца!
— Я лишь хотела… И не помышляла о…
— И Сына!
— Не надо, умоляю, не надо…
— И Святого Духа!
Тут Клементу прорвало.
— Жермена! — вопила она. — Мать Мария! Бегемот! Вельзевул! Аштарот!
Лемерль положил руку Клементе на плечо, но она с визгом отпрянула.
— Она одержима! — снова прошептала Маргарита. — Распятья как огня боится. Демоновы имена ей точно молитва.
Лемерль повернулся к нам.
— Скверные новости, — объявил он. — Вчера я по наивности искал иную причину недуга сестры Клементы. Но сейчас она сама избавила нас от сомнений. Сестра Клемента во власти нечистой силы.
— Позвольте помочь ей! — Неразумно привлекать к себе внимание, но терпеть я больше не могла. Сестра Виржини и наша юная настоятельница и так не сводили с меня глаз.
Лемерль покачал головой.
— Я должен остаться с ней наедине. — Казалось, он смертельно устал, рука с воздетым крестом дрожала от натуги. — Любой присутствующий подвергнет душу свою большой опасности.
Тут от раскрытой двери потянуло холодом, пламя свечей и факелов, озарявших палату, испуганно затрепетало. Я невольно обернулась, следом за мной — другие сестры. Во мраке коридора от света пряталась белая фигура. Она маячила далеко от двери, и разглядеть удалось лишь рясу, такую же, как у нас, и светлый кишнот, начисто скрывавший лицо.
— Нечестивая Монахиня!
Я выхватила факел у Виржини и понеслась в коридор, освещая себе путь его неровным пламенем. Маргарита с истошным воплем вцепилась мне в рукав, но я вырвалась и сделала несколько шагов по коридору.
— Кто ты? — закричала я. — А ну покажись!
Нечестивая Монахиня отвернулась, но я успела заметить на ногах у нее темные чулки. Вот так призрачный наряд! Руки Монахини тоже были в темных перчатках. Она побежала прочь, легко и стремительно ускользая от света.
— Что ты видела? — нетерпеливо вопрошали сестры, тянули меня за вимпл, за руки. Вырвалась я не без труда: еще ведь факел отбирали. Когда снова глянула в глубь коридора, призрак уже исчез.
— Сестра Августа, что ты видела? — спросила Изабелла, прицепившись ко мне как репей. Вблизи ее кожа смотрелась еще ужаснее — рот и нос обметали алые прыщи. Жанетта присоветовала бы ей побольше гулять. «Чтобы девочка цвела, нужны свежий воздух и солнышко, — как всегда с усмешкой сказала бы она. — Я от них вон как расцвела и заколосилась!» Эх, Жанетту бы сюда!
— В самом деле, сестра Августа, что ты видела? — Вкрадчивый голос Лемерля таил насмешку, которую чувствовала только я.
— Н-не знаю, — пролепетала я.
— Сестра Августа — неисправимый скептик, — продолжал Лемерль. — Она,
Я смотрела на пламя факела, не решаясь встретить его смеющийся взгляд.
— Сестра Августа, довольно отмалчиваться! — сорвалась на крик Изабелла. — Что ты видела? Нечестивую Монахиню?
Кивнула я медленно и неохотно. Вопросы понеслись лавиной. Почему я бросилась за ней? Почему остановилась? Чепец у нее в крови? А подрясник? А лицо я разглядела?
Я старалась ответить всем, при необходимости врала. С каждым словом я все безнадежнее увязала в сетях Лемерля, только ни выбора, ни сил сопротивляться у меня не было. Ведь когда Нечестивая Монахиня повернулась ко мне, мы оказались лицом к лицу. Протяни я руку, коснулась бы ее. Даже в сумраке коридора я ее узнала, узнала глаза с золотым ободком. Моя дорогая подружка искренне забавлялась, точно играла в игру, а на кону стояла горстка стеклянных шариков.
Теперь я все поняла. Наивность защищала ее, немота избавляла от подозрений. Когда призрак растворился в сумраке коридора, одна я уловила смешок, по-птичьи гортанный, повторить такой не дано никому.
Смешок и глаза не оставляли сомнений.
Перетта!
Часть IV. Перетта
42. 10 августа 1610
Пока все в порядке. Впрочем, самое трудное впереди. До его приезда каких-то пять дней, и нити моей кружевной сети путаются все сильнее и безнадежнее. Клемента до сих пор в лазарете, притихла, но, боюсь, ненадолго. Немало часов я провел у ее койки в присутствии Виржини, со святой водой и ладаном наготове. Действие зелья слабеет, поэтому теперь игла в моем рукаве — залог нашего с Клементой согласия. Аки опытный лекарь, колю я ее, когда нужны крик и ругань, а она, полубессознательная, не разберет, наяву эта боль или в видениях.
С подобающей серьезностью я объявил, что Клемента одержима двумястами пятьюдесятью демонами, провел остаток утра в библиотеке, изучая труды по демонологии, а к полудню составил список их имен. Список этот я медленно, нараспев зачитал Клементе. Виржини слушала разинув рот, а одержимая билась и рыдала.
Я знал, что Жюльетта не станет снова угощать Клементу ипомеей, поэтому заранее припас семена. К вечеру Клемента начала приходить в себя, и я понял: нужна новая доза. Эйле меня не одобрит, только разве у нее есть выбор?
Мессу я, конечно, отменил и «работал» у себя в кабинете, спрятав «Метафизику» Аристотеля под обложкой «Молота ведьм». Думаю, службы без меня — тоска зеленая, но я прикинулся, что боюсь повторения безумной мессы с плясками.
Пока я «работал», с Клементой сидела Маргарита. Вопреки моему строжайшему запрету она разнесла страшную новость по всему монастырю. Разумеется, этого я и добивался. Запретные новости много интереснее обычных — преувеличенные и приукрашенные, они разлетаются быстрее семян одуванчика.