Блаженные шуты (Блаженные)
Шрифт:
— Жюльетта!
Я точно окаменела.
— Кто ты? Откуда знаешь мое имя?
— Жюльетта, прошу тебя, у нас мало времени.
Я медленно опустила кулак, потому что сообразила, кто это. Чумной Доктор! Тот, который предупреждал меня, тот, чей голос показался знакомым. Запах я тоже узнала: сухой, резкий — так пахнут химикалии. В кромешном мраке и тишине ничего не отвлекало, вот я и догадалась. От той догадки у меня аж дух захватило.
— Джордано?
— Говорю же, для вопросов сейчас не время, — раздраженно прошипели из тьмы. — Вот, возьми! — Мне швырнули что-то мягкое. Ткань. Это ряса, пропахшая плесенью,
— Хорошо, а теперь за мной. Быстрее, медлить нельзя!
Наверху лестницы открыли люк. Чумной Доктор скользнул в него первым и протянул мне руку. Глаза мои привыкли к мраку, и свет в коридоре едва не ослепил, хотя источал его один-единственный факел. Еще вялая и заспанная, я повернулась к старому приятелю, но увидела лишь Чумного Доктора в длинноносой маске и черном плаще.
— Джордано? — снова спросила я, касаясь маски из папье-маше.
Чумной Доктор покачал головой.
— Может, хватит вопросов? Я подсыпал слабительное стражнику в суп, и теперь он каждые десять минут бегает в уборную. В последний раз забыл ключ.
Чумной Доктор настойчиво подталкивал меня к двери.
— А мои друзья? Что с ними?
— Их спасать некогда. Вот если сбежишь одна, у нас обоих есть шанс. Ну, решайся!
Я мешкала. Из-под черной маски мне вдруг послышался голос Лемерля и свой малодушный ответ: «Забери меня! Брось остальных, только меня забери!»
«Ни за что!» — зло сказала я себе. Если бы Лемерль позвал меня, я, наверное, убежала бы с ним. Только на коротеньком словце «если» будущее не построишь. Под сердцем шевельнулся ребенок, и я поняла: дам сейчас слабинку — его будущее навсегда омрачит тень Лемерля.
— Без друзей не пойду! — заявила я.
Старик бился над замками, но тут обернулся и обжег меня взглядом.
— Ничуть не изменилась! — прошипел он. — Такая же упрямица. Небось они правы: ты точно ведьма. В твоей рыжей голове поселился диббук! [13] Ты обоих нас погубишь!
Ночной воздух пах свободой, и мы с Джордано не могли им надышаться. Мы разбегались: мне хотелось остаться, но Джордано строго-настрого запретил, и я послушалась. Мы спешили по улицам Эпиналя, искали где потемнее, выбирались из города грязными закоулками. Сон это или явь: слух и зрение обострились до непостижимого предела, как бывает лишь в бреду. Бегство вспоминается обрывками — лица в трактире, свет красного фонаря, рты, разинутые в беззвучном пении; луна за грядой облаков, черная каемка леса; сапоги, мешок со снедью, плащ, загодя спрятанный под кустом, мул на привязи.
13
Диббук — злой дух в ашкеназийском еврейском фольклоре, являющийся душой умершего злого человека.
— Забирай мула. Он мой, никто искать не станет.
Джордано так и не снял маску.
Я едва не задохнулась от благодарности.
— Джордано, столько лет прошло. Я думала, ты умер.
Сухое карканье наверняка означало смех.
— Меня голыми руками не возьмешь! Теперь-то уедешь?
— Погоди! — попросила я, дрожа от страха и волнения. — Я так долго тебя искала! Что стало
— Рассказывать нет времени. С тобой целую ночь проговоришь, а вопросы не кончатся.
— Тогда спрошу только об одном. — Я сжала его руку. — Ответь, и я уеду.
Джордано кивнул. В носатой маске он напоминал огромного мрачного ворона.
— Да, — наконец выдавил он. — Изабелла…
Я тотчас поняла, что моей матери нет в живых. Все эти годы я хранила ее образ в сердце, точно медальон на груди, — ее горделивую стать, ее улыбку, ее песни и заклинания. Она умерла во Фландрии, по словам Джордано, совершенно нелепо, от чумы. Теперь у меня остались только сны и обрывки воспоминаний.
— Ты был рядом? — спросила я дрогнувшим голосом.
— А сама как думаешь?
За хриплым дыханием Джордано мне послышался шепот матери: «Люби редко, но метко». Теперь я понимала, почему старик следил за мной, почему рисковал ради меня жизнью, почему сейчас не смотрел в глаза и не снимал длинноносую маску.
— Сними маску, Джордано! Прежде чем простимся, хочу на тебя посмотреть.
В лунном свете он казался древним стариком с ввалившимися глазами. Да это не лицо, а снова маска, трагичная от натужной улыбки и безглазая. Слезы текли из глазниц в глубокие складки по обеим сторонам рта. Я хотела обнять Джордано, но он отпрянул. Ласку он терпеть не мог.
— Прощай, Жюльетта! Уезжай отсюда поскорее. — Вот он, голос прежнего Джордано, строгий, источающий мудрость. — Спутников своих не ищи, так лучше им и тебе самой. Понадобится — продай мула. Для переездов выбирай ночи.
Я все равно обняла Джордано и, не ожидая ответа, поцеловала в лоб. Его одежда, как раньше, пахла серой, специями, химикалиями. Сердце сдавила тоска. Мой старый учитель содрогался всем телом. Отстранился он резко, почти зло.
— Каждая секунда на вес золота, — напомнил он прерывающимся голосом. — Уезжай, Жюльетта!
В устах Джордано мое имя звучало как скупая ласка.
— А ты? С тобой что будет?
Джордано слабо улыбнулся и покачал головой, как всегда, когда я, по его мнению, болтала ерунду.
— Ради тебя больше грешить не стану! Неужели забыла, что в шабат я сиднем сижу?
Джордано помог мне забраться на мула и хлестнул его по бокам. Мул бодро зацокал по утоптанной земле. До сих пор помню лицо Джордано в холодном свете луны, его тихое «прощай!», поступь мула по лесной тропке, запах пепла и последнее «шалом!». Казалось, голос Джордано доносится из моего тринадцатилетия, казалось, по пятам за мной следует моя совесть, аки глас Божий с горы.
С Джордано мы больше не встречались. Из Эпиналя я через Лотарингию отправилась в Париж, а когда живот сильно округлился, вернулась на побережье. Мешок со снедью опустел, еду пришлось добывать, и я по наставлению старого учителя продала мула. В переметной суме обнаружились пожитки из моей повозки, спасенные Джордано, — немного денег, книги, украшения, завалявшиеся среди костюмов: дешевые стразы от драгоценностей не отличишь. Волосы я перекрасила, убоявшись, что выдадут. Я жадно ловила весточки из Лотарингии, но не слышала ни знакомых имен, ни слухов о новых казнях. Я жду до сих пор, точно время приостановилось, точно антракт растянулся на пять лет. Жду, что в один прекрасный день настанет кровавая развязка.