Блаженный Святитель Иоанн Чудотворец
Шрифт:
«Умоляю вас, возлюбленные братья, не осуждать меня за мою грубость, если я, будучи так преисполнен любви ко святому, решился рассказать все, что знаю о нем, так как боялся, как бы слова Господни о рабе лукавом и ленивом не были применимы ко мне... Но прежде всего обращаюсь к Богу с молитвой: «Господи Всесильный, податель благих, Отец Господа нашего Иисуса Христа, помоги мне. Просвети мое сердце, чтобы я мог уразуметь Твои заповеди и отверзи уста мои и возвестить о чудесах Твоих и о славе Твоего угодника».
Я также «преисполнен любви ко святому», но боюсь своей «грубости», неспособности передать «славу этого угодника Божия». И не знаю, с чего начать, как связно сообщить о великом множестве глубоких, благодатных впечатлений, оставленных этим великим праведником, который «запечатлелся» в моем сердце, навсегда.
Епископ начал свое архипастырское
Мне было около восьми или девяти лет, когда однажды жарким солнечным днем я зашел в большой, всегда холодный собор отдохнуть от жары. Это был будничный день, около 7 вечера, на улице было еще вполне светло. Священник, чья очередь была служить, совершал вечернее богослужение, храм был почти пуст. Епископ Иоанн стоял на своем месте – возле массивной колонны, между главным алтарем и правым приделом, перед аналоем с богослужебными книгами. Позднее я узнал, что блаженный Иоанн неопустительно присутствует на полном чине дневного богослужебного цикла, установленного Православной Церковью, и каждодневно причащается. После службы я подошел к нему получить благословение. Он спросил, как меня зовут и пригласил к себе «поговорить». Никогда не забуду, сколько раз он, уходя из собора, падал ниц перед каждой иконой, как бы прощаясь на время со своими близкими друзьями, святыми. Я шел за ним, держа в руках его посох. Моя душа сразу потянулась к этому необыкновенному человеку, подсознательно чувствуя ту глубокую христианскую любовь, которую этот добрый епископ пробуждал в народе, особенно в детях.
В первый раз в жизни я вошел в его просторный кабинет на втором этаже священнического дома. Вся правая стена его «офиса», от потолка до уровня аналоя в углу, была покрыта множеством икон различного размера. Я почему-то решил, будто это вполне естественно: входя в кабинет, простираться пред иконами и снова долго молиться. Наконец, он сел за стол, заваленный бумагами, и начал со мной долгий разговор. Как и позднее, он беседовал о Церкви, о житиях аскетов и святых, о мучениках и о церковных праздниках. Я не хотел уходить от него.
Было уже поздно, когда епископ Иоанн благословил меня и велел идти домой. После этого я стал ежедневно, утром и вечером, присутствовать на церковных службах в соборе и служить в алтаре. После Литургии в будни он имел обыкновение сам потреблять Святые Дары и пребывал в глубокой молитве еще долгое время после ухода служащего священника. А затем, по обыкновению, клал поклоны перед каждой иконой в соборе и только после этого уходил на свою квартиру.
Беседуя со мной в своем «офисе», блаженный Иоанн иногда на несколько секунд засыпал. Очень скоро я обнаружил, что он никогда не ложится спать в постель, но позволяет себе только краткие урывки сна на стуле или на коленях перед иконами, где его секретарь, некто господин Кантов, мог иногда застать его «врасплох».
Я был свидетелем невероятного случая с его «бодрствующим сном». Однажды вечером, во время нашей беседы в его кабинете, зазвонил телефон, и он взял трубку. Не знаю, с кем он говорил, но никогда не забуду как, еще не закончив разговор, он выронил трубку и заснул. Трубка лежала у него на коленях, и он, уже во сне, продолжал весьма длительное время слышать своего собеседника и отвечать ему. По законам физики это было совершенно невозможно – ни для епископа слышать того, кто ему звонил, ни для того человека слышать, что епископ ему отвечал. Однако, судя по тому, что разговор продолжался
Однажды, когда я был в его «офисе», ему принесли обед. Помню, это был борщ и чашка киселя. Он был один, а я в соседней комнате, куда и мне принесли ту же скромную трапезу. И через открытую дверь я отчетливо видел, как блаженный Иоанн слил сладкий кисель в борщ и начал есть эту невозможную смесь. Тогда мне, еще ребенку, такие вещи казались почему-то совершенно естественными для епископа.
Все дети, и алтарные мальчики, любили Епископа, несмотря на его строгость. (Однажды он приказал служителю Михаилу выпороть нескольких из них за озорство.) Блаженный Иоанн стал для меня идеалом, и я решил во всем подражать ему. Однажды во время Великого поста я перестал спать на кровати, а ложился на пол, перестал обедать со своей семьей, перешел на хлеб и воду и т.д. Мои родители расстроились и привели меня к доброму Епископу. Услышав их жалобы на меня, он приказал служителю пойти в магазин и принести болонскую колбасу. В ответ на мои слезы – «сейчас, все же, Великий пост!» – мудрый Архипастырь велел мне съесть принесенную колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольного поста. «Но что же я должен делать дальше, Владыка?» – спросил я, все еще желая каким-то «особым образом» продолжить свой подвиг. На это он ответил: «Ходи в храм, как и до этого, но дома делай то, что тебе говорят папа и мама». И помню, как я сердился, что он не назначил мне какого-нибудь «специального» аскетического подвига.
Вспоминаю и другое примечательное событие или, скорее, эпизод из жизни блаженного Иоанна, свидетелем которого я стал. То был обычный будничный день, и Литургию совершал один из шанхайских кафедральных священников. Блаженный Иоанн стоял на своем обычном месте, а я, видимо, служил в алтаре – точно не помню. Но хорошо помню, как тот священник во время своей проповеди стал поносить Епископа, указывая на него пальцем и употребляя такие слова как: «змея», «скорпион», «жаба», «лицемер» и т.п. Епископ продолжал стоять на своем месте, никак не реагируя на эти безумные атаки священника и продолжал читать из той книги, что лежала перед ним на аналое. Потом мой отец рассказывал мне, как он и многие другие были возмущены таким недопустимым поведением священника по отношению к своему епископу и просили последнего, чтобы тот наказал негодяя. Епископ, однако, не принял никаких мер, утверждая, что то было дело личное. Святое незлобие! И вообще никто никогда не слышал и слова осуждения кого-либо из уст этого праведника.
Покойный протоиерей Серафим Слободской рассказал мне, как он однажды задал блаженному Иоанну вопрос: «Кто изначально виновен в том церковном конфликте, который разгорается в связи с собором в Сан-Франциско?» Блаженный ответил очень просто: «Диавол».
«Забота о человеческой душе», – вот как точнее можно сформулировать то основное, что определяло жизнь и деятельность величайшего молитвенника и праведника не только нашего хладнокровного века, но и, уверен в этом, всей истории Вселенской Церкви. Да и как можно иначе объяснить все то, чему я был свидетелем? Я видел, например, как его лицо иногда буквально преображалось во время Литургии, особенно в дни Великого поста, сияя неземным светом, а глаза, всегда полные божественной любви, излучали невыразимую радость, недоступную грешникам, – и то было знаком присутствия Святого Духа. Я видел его в Пасхальную ночь «воспарившим», как на руках ангелов, над новопостроенным Шанхайским собором и восклицающим в полноте ликования победоносное: «Христос воскресе! Христос воскресе!» И не было, казалось, пределов его ликованию: все его существо погружалось в радость Христа, Коего он истинно и всецело любил.
Но что было самое удивительное, так это его дар видеть человеческое сердце и привлечь его ко Христу. В конце концов, если бы не этот праведник, я никогда бы и не помыслил о возможности для меня пастырского служения Церкви. А как поразительно было его предсказание о том, что должно было случиться с нами! В своем письме от 23 октября (5 ноября) 1949 года к моему брату и ко мне (нам было 13 и 15 лет, мы только что приехали в Австралию из Филиппин и редко ходили в храм) он предупреждал нас: «Когда мы оставляем стези Божии, то какое-то время можем удовлетворяться чисто телесным, но затем начинаем ощущать горечь того, что казалось нам сладостным». Даже сегодня, тридцать пять лет спустя, не могу читать этих пророческих слов без слез благодарности.