Блаженный Святитель Иоанн Чудотворец

Роуз иеромонах Серафим

Известно, что не так действует слово, как личный пример. «иже сотворит и научит, сeй вeлiй наречeтся в цaрствии небeснем» (Мф. 5:19). Иоанн всею своею жизнью олицетворял настоящее покаяние. Вот почему и раздался так громко его голос и «Тогдa исхождaше к немy Иерусалима, и вся Иудeа, и вся странa Иордaнская» (Мф. 3:5). Люди шли, открывали ему свои грехи и, как у искусного врача, спрашивали, как лечить свои душевные болезни. А Иоанн оставался смиренным, и, в сознании своего недостоинства, указывая, как бороться с грехом, во всеуслышание проповедовал, что действительное очищение от грехов принесет Грядущий за ним, У Которого он недостоин развязать ремень обуви Его. Пришел Чаемый; повинуясь Ему, Иоанн крестил Его с трепетом, и увидел, как разверзлось небо и явилась Тайна Святой

Троицы, когда Христос смиренным преклонением главы под руку Своего раба заглаживал грех гордо поднявшейся за запрещенным плодом руки прародителей.

Объявив ученикам и народу о пришествии Избавителя от греха и указав на Него, Иоанн продолжал звать к покаянию. Он видит, что слава его померкла с приходом Большого Светила, но не скорбит, а радуется этому. Он радуется, что подготовленный им народ устремился к проповеданному им, ибо не словами только, а всем существом склонялся он пред Ним и был предан Ему. Он продолжает проповедовать правду Божию, дерзновенно возвещает ее царю земному и попадает в темницу. Но и оттуда слышится его голос, хотя теперь только для немногих, пока меч не прекращает земной жизни.

Душа по смерти его, как и все души до него, идет в ад, но идет с проповедью о пришествии на землю Христа и приближении избавления. После сошествия Христа во ад, он с Ним идет в рай и, как преданнейший из людей, предстоит Престолу Его вместе с Богородицею. Величайший из рожденных женами веселится с ангелами и молится за своих собратьев. Он оставил урок для всякого. Мученики, преподобные, священники, монахи, девственники имеют в нем своего вождя. Каждый христианин имеет в нем пример смирения и преданности Богу. Призывая его на помощь, нужно подражать ему и по силе прославлять; достойно же восхвалить его не в наших силах. «Память праведного с похвалами, тебе же довлеет свидетельство Господне, Предтече».

III

Учение протоиерея Булгакова о почитании Богородицы и Иоанна Предтечи, которое, как выяснено, никак не может считаться православным, опасно не столько само по себе, сколько потому, что в данном случае, как и во многих других, автор явился выразителем идей, охвативших некоторые круги русского мыслящего общества. Эти идеи связаны с учением о Софии – Премудрости Божией. «София» – это греческое слово, означающее премудрость.

Так как в задачу настоящей статьи входило лишь дать критический разбор учения так называемых софианцев о Богоматери и Иоанне Крестителе, то здесь ограничимся указанием, что до сих пор, сообразно словам Священного Писания: «Мы же проповeдуем Христa рaспята, Иудeем yбо соблaзн, eллином же безyмие, самeм же звaнным Иудeем же и eллином Христa, Бoжiю силу и Бoжiю премyдрость» (1Кор. 1:22–24). В церковном учении, выражающемся в частности в святоотеческих творениях и церковных молитвах, утвердилось понимание, что Премудрость Божия есть одно из наименований Сына Божия. В настоящее время появилось течение мысли, старающееся дать другое понимание имени Премудрость. Не давая определенного пока учения и оставляя широкое поле для дальнейших философских изысканий, представители этого учения уже ясно показали свое направление. Хотя они при доказательствах и приводят выдержки из святых Отцов, но, как метко подметил гр. Ю.П. Граббе в «Корнях Церковной смуты», здесь, в сущности, полемика со святыми Отцами («Корни Церковной смуты», гл. VI).

Разрушают уже утвердившееся в Церкви учение и, не давая еще нового положительного учения, ведут разработку его с определенным стремлением найти в «Софии» женственное начало как Божества, так и человечества. Есть, говорят, София небесная, нетварная и есть София тварная. Находясь и в Божестве, и в творении, София соединяет Творца и тварь. Устанавливается как бы лестница сущностей, и этим уничтожается ясное различие между Сотворившим и сотворенным. Высшая степень тварной Софии есть переход к Софии нетварной. Так как «Богоматерь софийна в предельной степени» («Неопалимая Купина», стр. 189), то она и «есть тварь, но уже не тварь» (там же, стр. 191). Если «божественная София откровение Святой Троицы» (там же, стр. 189), то Богоматерь «это вечная жизнь если не самого Божества, то в Божестве» (там же, стр. 191). Вообще, делается попытка везде найти параллель мужского и женского начала.

При неразработанности еще софианского

учения и разных его оттенков, еще не точно определено «всему свое место». В частности, женское начало в Божестве является чем-то близким к Святому Духу, хотя и не отождествляется с Ним вполне. В определении положения Богородицы тоже проявляется колебание – в книге «Неопалимая Купина» проф. Булгаков ставит Ее в параллель и в соответствие Иисусу Христу, а в «Друг Жениха» – Иоанну Крестителю. Но в общем хотят создать что-то новое, основываясь на построениях ума и отвлеченных философских рассуждениях. И ясно видно стремление как бы сравнять Божество и человечество, поставить не только людей в зависимость от Бога, но и Бога в зависимость от людей. Для того и, якобы, возвеличиваются Дева Мария и Иоанн Предтеча, чтобы потом показать, что без представителей человечества ничего бы не смог сделать Богочеловек Христос. «Божество и человечество в сущности суть разные части одной лестницы». Это не говорится прямо, но ясно проводится.

Вспоминаются первые века Христианства, когда в результате стремления получить точное знание о Боге и мире появилась стройная система гностика Валентина, представлявшая 15 пар эонов, производивших одна другую, где также строго различалось в каждой паре мужское и женское начало. До выводов Валентина новые философы не дошли, нет еще также оснований утверждать, что они от него заимствуют свое учение. Однако одинаковые основания кладутся и там, и здесь – человеческие рассуждения, приспосабливающие к себе, а не склоняющиеся перед богооткровенными истинами. Это есть стремление уравнять и перемешать то, что открыл Бог и что нашел сам человек. И прежде, и теперь от этого получаются сходные результаты. Наши философы как бы чувствуют свою близость к древним еретикам, не скрывая своих симпатий к ним и видя в них проповедников истины (Карсавин, «Святые Отцы и Учителя Церкви»). Горделивый ум не может примириться со смиренным припаданием к Богу. Приятнее самому сорвать плод, чем получить его от Создателя. Это то, что выразил Владимир Соловьев в своем слове в память Огюста Конта, когда призывал, чтобы религию сделать богочеловеческою, влить в нее больше человеческого – сейчас она слишком божественна.

Не скрывая, стремятся реформировать Православие сторонники нового философского течения. «Православный уклад должен будет переделаться. Новый стиль возникает в Православии», – пишет Бердяев. От редакции их органа «Путь» провозглашается: «Образуется новый уклад православной души, более активный, творческий, более мужественный, бесстрашный» («Путь», сентябрь, 1925 г.). Таким образом прямо заявляется, что Православие до сих пор неудовлетворительно со всех сторон. Недостаточно поняли христианское учение Отцы Церкви, недостаточно были бесстрашны и мужественны ее мученики и, вероятно, уже совсем неактивны святые Петр, Алексий, Иона, Филипп и Ермоген Московские, Савва Сербский и Петр Цетинский († 1830), хотя и эти просветители, будучи духовными пастырями, были и выдающимися деятелями в государственно-общественной жизни. Хотят создать новое «православие», с новым учением, новым укладом жизни, даже «новой душой».

Но будет ли это Православием, даже вообще Христианством? Непонятно, как это не замечают некоторые, по-видимому искренне преданные Православию люди? Непонятно, каким образом протоиерей Сергий Булгаков, ревностно совершая богослужение, с любовью изучающий песнопения, проповедует противоположное им. Быть может, он в глубине души чувствует свою неправоту, и этим объясняются колебания в его заключениях, не соответствующие его званию и положению промахи, которые можно не видеть только закрывши глаза. Но если так, пусть он откажется от написанного им и не вводит в заблуждение тех, кто читает его произведения. Пусть остановятся желающие переделывать Церковь, которая есть «стoлп и утверждeние истины» (1Тим. 3:15). Будем надеяться, что они услышат если не наш голос, то голос апостола Павла: «О, Тимофeе, предaние сохрани, уклоняяся сквeрных суеслoвiй и прекослoвiй лжеимeннаго рaзума, о нeмже нецыи хвaлящеся, о вере погрешиша» (1Тим. 6:20–21). Но если все же продолжится искание новой веры и новой премудрости, верные сыны Церкви да останутся непоколебимы в Православии, воспевая единым сердцем и едиными усты: «Не мудростью и силою и богатством хвалимся, но Тобою, Отчею Ипостасною Мудростию, Христе, несть бо свят паче Тебе, Человеколюбче » (ирмос 3-й песни канона Св. Апостолам Петру и Павлу).