Блаженный Святитель Иоанн Чудотворец
Шрифт:
Вновь избранный Патриарх Ермоген был поставлен уже после воцарения и венчания на царство Василия Шуйского. Не переоценивая прав, которые имел князь Шуйский на вступление на престол, Патриарх Ермоген считал, что совершенное над ним царское венчание закрепило за ним эти права, тем более, что князь Василий, если не имел сам, то и не задевал чьих-нибудь исключительных прав на престол. Не сходясь и разногласия имея с ним во многих вопросах, Патриарх Ермоген не переставал оказывать ему всяческую поддержку против его врагов, видя в нем представителя и охранителя порядка и законности на Руси. В первый момент казалось, что воцарение Василия Шуйского спокойно принято по всей Руси. Однако многие все же не верили, что царствовавший под именем Димитрия был самозванец и продолжали думать, что это настоящий сын Иоанна Грозного. Вскоре начали носиться слухи, что Димитрий Иоаннович и теперь спасся. Особенно сильно эти слухи распространились в Южной Руси, где находились высланные или убежавшие из Москвы многие приверженцы убитого Лжедимитрия.
Возвращавшийся в Россию из турецкого плена холоп Иван Болотников, встретившись в Польше с одним из приближенных Лжедимитрия, был уверен им, что спасенный Царь скрывается там. Явившись в Россию, Болотников стал собирать войско в защиту законного Царя, и восстание против Шуйского охватило вскоре весь юг России. Войско Болотникова состояло из холопов и крестьян, так как Болотников, сам холоп, поднимая восстание за Царя, в то же время призывал к уничтожению боярства и крепостных порядков. В Рязани же собралось для восстановления на престол Димитрия дворянское ополчение под предводительством братьев Ляпуновых. Из юго-восточных степей двинулся еще и третий отряд под предводительством Лжепетра. Еше в последние дни царствования Лжедимитрия терский казак Илейка объявил, что он, в действительности, сын Царя Феодора Иоанновича Петр, родившийся в 1592 году и подмененный Борисом
На юге тем временем продолжали собираться войска под знамена Царя Димитрия. Но где находился и скрывался сам Димитрий, все еще никто не знал. Один из сторонников Лжедимитрия прибыл набирать войско в Путивль и объявил, что недалеко находится сам Царь. Чтобы увидеть Царя, посольство путивльцев отправилось с ним в Стародуб, но видя, что там нет Царя, хотело его избить. Желая избежать расправы, он закричал: «Да вот же перед вами Царь!» – и указал на одного самозванца, выдававшего себя за Феодора Нагого, дядю Димитрия. Тот грозно закричал на них: «Как вы не узнаете меня, вашего государя». Никогда не видавшие ни маленького Царевича, ни Царя Лжедимитрия, путивльцы и стародубцы повалились в ноги, прося прошения, а самозванец присвоил с этого времени себе имя убитого Димитрия. Известие, что спасенный Царь объявился, охватило Русь, и многие области признали его. Собрав войско, Лжедимитрий Второй двинулся на север, но Москвы взять не смог. Борьба из-за подмосковских областей шла с переменным успехом. Наконец самозванец укрепился недалеко от Москвы в селе Тушине. Многие области, особенно окраинные, искренне признавали за Царя тушинского самозванца. Были с их стороны далее примеры героизма во имя защиты правды и законности. Так один стародубский боярский сын отправился в стан Шуйского к самому Царю спросить его, зачем он подыскался Царства под прирожденным Государем. Он скончался, поджариваемый на медленном огне, повторяя обвинение против Шуйского. Большая часть центральных областей, более знакомых с тем, что делалось в Москве, последнее время не верила самозванцу и признавала Царем Василия Шуйского. За Шуйского же стояла большая часть монастырей и духовенства, следуя примеру св. Патриарха Ермогена и Троице-Сергиевой обители. Однако кроме искренних приверженцев одного из Царей, законного, как они считали, и того, и другого окружали еще лица, заботившиеся только о личной выгоде и ради нее готовые служить даже заведомому самозванцу. Были такие, метко названные современниками «перелетами», которые ехали к одному из них, выпрашивали у него всяких милостей и привилегий, а затем, чуть ли не в тот же день, проделывали это у другого! Положение Тушинского вора очень укрепило признание его вдовой первого Лжедимитрия Мариной Мнишек, которая сделала это по настоянию иезуитов, тайно обвенчавшись затем с ним. Римский престол надеялся использовать Лжедимитрия в целях насаждения в России католичества. Единственно, что их смутило, было появление Лжепетра, так как была опасность, что у Лжедимитрия не окажется более законных оснований считать себя Царем. Однако и из этого сумели извлечь пользу. В Польше был изготовлен тайный наказ о переговорах с Лжедимитрием о введении в России унии и одним из побуждений к этому было выставлено, что в случае, если окажется живым сын его старшего брата, то, значит, он и должен (по русским порядкам) наследовать престол; но если Димитрий обещает принять унию, то, конечно, римский папа скорее поддержит того, кто более ревностен в делах веры. Лжепетр погиб еше в 1607 году, и Тушинский вор старался отделаться от появлявшихся новых самозванцев.
Взаимная борьба между русскими истощала и без того разоренную Россию. Среди обоих разделенных враждою частей ее, как всегда бывает в подобных случаях, стали возникать неудовольствия на своих государей, тем более, что не было всеобщей твердой уверенности в законности каждого из них. Сначала начались волнения среди подданных Шуйского. 17 февраля 1609 года была первая попытка свергнуть его. Говорили, что он несчастлив, что из-за него кровь льется. Заговорщики стали кричать в толпе, собравшейся около Лобного места, что Василий избран незаконно одной лишь Москвой, а не всей Землей. Патриарх Ермоген, всячески старавшийся защитить Царя, возразил, что до сих пор ни один город Москве не указывал, а Москва всем указывала. На этот раз попытка свергнуть Царя не удалась. Однако положение Шуйского становилось все труднее. Польский король, воспользовавшись смутами в России, вторгся в ее пределы и, ссылаясь на родство свое с Московскими Царями, выставил кандидатом на престол своего сына Владислава. Племяннику Царя Михаилу Скопин-Шуйскому удалось при помощи шведского отряда и восставших против самозванца северных областей разбить тушинское войско, и Лжедимитрий бежал в Калугу.
Москвичи встретили с восторгом Скопин-Шуйского, сделавшегося народным героем, и надеялись, что он поведет теперь войска на польского короля, осаждавшего Смоленск. Но Михаил Скопин-Шуйский скончался на пиру у царского брата Димитрия, и народная молва приписала это отраве. Войско, посланное под начальством этого же Димитрия против поляков, было разбито, а шведы, перестав помогать Царю Василию, заняли Новгород. Поправились отчасти и дела самозванца. После его бегства из Тушина часть не последовавших за ним приверженцев отправила посольство к польскому королю Сигизмунду для переговоров о воцарении в России Владислава. Переехавшие в Москву тушинцы поддерживали эту мысль и среди москвичей. Неудачи в борьбе с поляками и «вором» усилили движение против Шуйского. В это время из лагеря самозванца пришло предложение: бросить взаимную борьбу и, свергнув обоих Царей, избрать одного, общего. Некоторые ухватились за это предложение. 17 июля 1610 года несколько человек с Захарием Ляпуновым во главе явились к Царю Василию и предложили ему оставить царство. Шуйский переехал в свой прежний дом. Через два дня, 19 июля, его насильно постригли в монахи. Так как он не пожелал произносить монашеских обетов, их произносил один из заговорщиков.
Свергнув Шуйского, обратились в стан самозванца за выполнением условия, но услышали ответ: «Вы своего Царя свергли, а мы за нашего Государя помереть готовы». Патриарх Ермоген вопиял против беззаконного свержения венчанного на царство Василия Шуйского, не признавал его пострижения и продолжал молиться как за Царя, а постриженным считал того, кто произносил обеты. Но его не слушали. Во главе государства стала временно боярская Дума. Гетман Жолкевский, начальствовавший над польским войском, подступил к Москве и потребовал признания Царем Владислава. Бояре, предпочитая польского королевича «вору», начали свыкаться с мыслью, что единственным выходом является соглашение с поляками. Не все, однако, были согласны с этим. Раздавались голоса, что нужен русский Царь, и указывались бояре – князь Василий Васильевич Голицын и четырнадцатилетний Михаил Феодорович Романов. Патриарх всячески старался убедить в опасности избрания иноверного Царя. Тем не менее переговоры об избрании королевича Владислава начались. Патриарх согласился благословить это под единственным и непременным условием – крещения в православную веру королевича. Это было внесено в предварительный договор, заключенный боярами и гетманом Жолкевским, и в конце августа Москва, а за ней и другие города, присягнули королевичу Владиславу. Однако избрание Москвой польского королевича усилило на Руси движение в пользу самозванца, так как там была хоть надежда, что это православный Царевич, а в принятие Владиславом Православия мало верили. Польские войска отогнали самозванца от Москвы, и гетман начал настаивать на скорейшей отправке посольства к королю Сигизмунду. Большое посольство, возглавляемое князем Голицыным и митрополитом Филаретом Романовым, было отправлено под Смоленск просить короля дать сына на Русское Царство. Условия сводились к немедленному принятию Владиславом Православия, охранению им Православной веры и русской народности, для чего, между прочим, он должен и жениться на православной, и сохранению целости Русского Государства, что должно немедленно выразиться в отступлении короля от Смоленска. Однако выяснилось, что король не только не намерен признать эти условия, но и думает сам быть Русским Государем. Осада Смоленска продолжалась, а послы оказались
Поляки стали вести себя, как настоящие хозяева, совершенно не считаясь с русскими властями и чувствами русских людей. Бывший Царь князь Василий Шуйский по их требованию был сначала выслан из Москвы, а потом вместе с братьями увезен поляками в качестве пленника в Польшу, где и скончался в 1612 году. Такое поведение поляков возмущало население, и целые области стали переходить на сторону «вора», видя в нем опору против иноземцев. Ему подчинились такие крупные центры, как Казань и Вятка. В декабре 1610 года «вор», в котором уже лишь немногие продолжали видеть настоящего Димитрия, был убит одним из приближенных. Родившегося после его смерти от Марины сына Ивана только самые ревностные приверженцы признали за Царевича. Разделение Руси на две части, существовавшее со времени воцарения Шуйского, таким образом, уничтожилось, и города стали переписываться между собою об изгнании общими усилиями врагов. К этому призывал своими грамотами и св. Патриарх Ермоген, который, в понятии русских людей, в это безгосударственное время возглавлял государство, являясь как бы блюстителем пустующего Царского Престола и стражем благосостояния и целости Руси. Напрасны были попытки поляков заставить плененное ими русское посольство признать тот или другой акт, исходящий из Москвы, если на нем не было подписи Патриарха. Напрасны были и усилия их русских приспешников в Москве ограничить влияние Патриарха на дела государственные или заставить его замолчать. Первоначально движение русских городов не было направлено против королевича Владислава. Русские собирались общими усилиями изгнать из своей земли иноверцев и иностранцев, соглашаясь признать Царем Владислава в случае его крещения в православную веру. Однако когда выяснилось, что король не думает дать сына на православное Московское Царство, Патриарх разрешил русских людей от присяги Владиславу. Патриарх Ермоген, уже посаженый под стражу, призывал, несмотря на угрозы поляков и их приспешников, Божие благословение на русскую рать под начальством Прокопия Ляпунова двигавшуюся к Москве, занятой врагами, и, наконец, начавшую ее осаду.
Несогласия между русскими и споры из-за первенства разрушили, однако, это ополчение. Прокопий Ляпунов был убит, а ополчение распалось. Св. Патриарх Ермоген скончался от голода и нужды 17 февраля 1612 года в подземелье Чудова монастыря, но его дело продолжили любимый им архимандрит Троице-Сергиева монастыря св. преподобный Дионисий с келарем Авраамием Палицыным. Они всюду рассылали грамоты, призывая русский народ встать на защиту Православной веры и московских святынь. Эти грамоты всколыхнули русские сердца. По почину нижегородского гражданина Минина-Сухорука стало собираться второе русское земское ополчение «на защиту Дома Пресвятой Богородицы и Московских чудотворцев». Движение скоро охватило почти всю Русскую Землю. Под начальством князя Пожарского земское ополчение, при котором было создано и временное Управление Земли, осадило Москву и 22 октября 1612 года русская столица была освобождена от неприятеля. Теперь от всей Русской земли стали созываться выборные для устроения государства. Земской Собор собрался к январю 1613 года. На нем была представлена вся не находившаяся под властью иноземцев Русь. Общее число его участников неизвестно, так как хотя под актами его имеется 227 подписей, но большинство было неграмотных. Историки предполагают, что всего в нем участвовало около 800 человек. Первый и главный вопрос был об избрании Царя. Другой верховной власти на Руси никто не предполагал и не допускал. Но кому быть Царем? Первое постановление, которое сделал Собор, – это «не избирать ни одного из иностранных и иноверных королевичей» и «не хотеть Маринкина сына», а избрать своего русского «из великих московских родов». Этим было сразу покончено со всеми кандидатурами, выдвинутыми во время русской разрухи: польского королевича Владислава, шведского Филиппа, избранного было новгородцами под давлением занимавших Новгород шведов на Новгородское государство, а также со всеми отпрысками самозванщины. Но оставалось самое трудное – решить, кто же именно должен возглавлять Русь. На этом не могли долго согласиться члены Собора. Было много великих московских родов, из коих многие, хотя и были теперь обыкновенными боярами, однако происхождение свое вели от прежних удельных князей, от литовских князей и даже от татарских крещеных царевичей. Другие обладали большими вотчинами и поместьями, третьи славились государственными заслугами, иные большою мудростью и гражданской доблестью. У многих являлась мысль – возложить царский венец на того, кто, возглавив Земское ополчение и русских людей, освободил Русь от неприятеля.
«Говорили, – пишет летописец, – о Царевичах, которые служат в Московском Государстве и о великех родех, кому из них Бог даст быть Государем. Многое было волнение всяким людем, кийждо хотяше по своей мысли деяти, кийждо про коего говоряше, не помянуша бо Писания, яко Бог не токмо царство, но и власть кому хощет, тому даст, и кого Бог призовет, то и прославит; начата советовати о избрании Царя и много избирающи искаху, не возмогоша вси на единаго согласитися; овий глаголаху того, иний же иного, и вси разно вещаху и всякий хотяше по своей мысли учинити и тако препровождаху не малые дни. Многие же от вельмож, желающи Царем быти, подкупахуся, многим и дающи, и обещающи многие дары». 7 февраля один галичский дворянин подал на Собор письменное заявление, что ближе всех по родству с прежними Царями стоит Михаил Феодорович Романов, и поэтому он и должен быть Царем. Это имя, упоминавшееся и прежде, возбудило неудовольство среди части членов Собора, и раздались голоса: «Кто принес такую грамоту, кто, откуда?» В это время подходит донской атаман и тоже подает письменное мнение. «Что это ты подал, атаман?» – спросил князь Пожарский. «О природном Царе Михаиле Феодоровиче», – был ответ. Одинаковые мнения галичского дворянина и донского атамана, указавших не на достоинство, а на права лица, ими предлагаемого, решили дело. Собор остановился на Михаиле Феодоровиче Романове и прервал свои занятия на две недели, чтобы члены Собора узнали мнение народа по городам и уездам. 21 февраля 1613 года, в Неделю Православия Собор собрался, и все подали письменные мнения. Все они оказались одинаковыми, в Цари указывался Михаил Феодорович Романов. Рязанский архиепископ Феодорит, троицкий келарь Авраамий Палицын, Новоспасский архимандрит Иосиф и боярин Морозов, взойдя на Лобное место, спросили у народа, наполнявшего Красную площадь, кого хотят в Цари. «Михаила Феодоровича Романова», – был ответ.
Так единодушно закончились распри русских людей о том, кто должен быть Всероссийским Царем, столько лет волновавшие и губившие Русь. Но что же привлекало сердца всех к Михаилу Романову? Он не имел ни государственного опыта, ни каких государственных заслуг. Он не отличался государственной мудростью Бориса Годунова или знатностью рода, как князь Василий Шуйский. Ему было всего шестнадцать лет, и «Миша Романов», под коим именем он был всего больше известен, не успел еще себя ни в чем проявить. Почему же на нем остановился русский народ и с его воцарением прекратились все споры и волнения относительно Царского Престола? Русский народ истосковался по законном, «природном» Государе и убедился, что без него не может быть порядка и мира на Руси. Когда избирались Борис Годунов и князь Василий Шуйский, то хотя они и имели, до некоторой степени, права на престол по родству с прежними Царями, но избраны они были не по причине их исключительных прав, а принимались во внимание их личности, здесь не было строгого законного преемства. Этим и объяснялся успех самозванцев. Теперь русские убедились в обмане самозванцев. Однако избрать в Цари какое-нибудь лицо за его качества было почти невозможно, каждый оценивал кандидатов со своей точки зрения. Отсутствие определенного закона, который бы предусматривал наследника в случае пресечения линии Великих князей и Царей Московских, делало, однако, необходимым, чтобы народ сам указал, кого он желает в Цари. Потомки удельных князей, хотя и происходили из одного рода с Царями Московскими и сами об этом никогда не забывали, в глазах народа являлись обыкновенными боярами, «холопами» Московских Государей; их отдаленное родство с царствующей линией уже утратило свое значение, да к тому же и трудно было установить, кто именно из потомков св. Владимира по мужской линии имеет наибольшие основания быть признанным ближайшим преемником прекратившейся царственной линии. При таких обстоятельствах все объединились на предложении, чтобы угасшую царскую ветвь продолжил ближайший родственник последнего «природного» законного Царя. Ближайшими родственниками Царя Феодора Иоанновича были его двоюродные братья по матери: Феодор, в монашестве Филарет, и Иван Никитичи Романовы, оба имевшие сыновей. Престол должен бы перейти в таком случае к Феодору как старшему, но его монашество и сан митрополита Ростовского препятствовали этому. Наследником его являлся его единственный сын Михаил. Таким образом, вопрос шел уже не о выборе Царя, а о признании за определенным лицом его права на престол. Измученный смутой и беззаконием русский народ приветствовал такое решение, так как видел, что порядок может восстановить лишь законный «природный» Царь. Народ вспоминал и заслуги Романовых перед родиной, их страдания за нее, кроткую Царицу Анастасию Романовну, твердость Филарета Никитича. Все это еще сильнее привлекало народные сердца к нареченному Царю; но эти качества имелись и у некоторых других государственных мужей и печальников за Русь. И не это было причиной избрания Царя Михаила Феодоровича, а то, что именно в нем Русь увидела своего наиболее законного и природного Государя.