Блаженство по Августину
Шрифт:
Думается, сегодня венерических пациентов чудо-доктор Гиппократ нисколько не дождется. Исполать ему уверенно утверждать, будто бы страждущих этой малоприличной хворью он отлично пользовал, излечивал, вряд ли кто-нибудь ему поверит.
Клятва Гиппократа, конечно же, это хорошо, но лечится все же лучше у современных врачей, уже не называющих гонорею греческой болезнью. Свое здоровье, оно, как и времена, все-таки ближе к собственному телу.
Быть может, благосклонные и осмотрительные современники, ну ее, эту далекую дикую давность куда-нибудь подале? Не зря ведь простонародная банальность гласит: кто старое помянет, тому глаз вон? Или даже оба глаза? Тьма веков, древность темна, паки говорится настолько же избито и банально. Пошто нам по большому счету эта история,
Тем не менее, со всем тем упрямо и упорно люди веками и тысячелетиями заинтересованы в истории, заинтригованы темными и запутанными историческими обстоятельствами. Побудительные мотивы подобных интересов известны, они психологически и философически расписаны, логически и рационально исследованы. Известно, почему фиксированную историю почитают в виде суррогата материального бессмертия, дескать, удерживающегося в незыблемой исторической памяти народов. Так же исповедимо, отчего разрозненный, раздерганный набор шатких исторических сведений, видоизменяемых традиций, неустойчивых обычаев безосновательно воспринимается изъяснительной твердой опорой настоящего. Понятно и объяснимо на основании чего многие полагают возможным и реальным предугадывать будущее, грамматически опираясь не на преходящее несовершенное настоящее, но на свершившееся прошлое.
Наш литературный авторский интерес к минувшему также имеет в грамматическом перфекте пытливое и познавательное объяснение. Потому как в IV–V веках от Рождества Христова очень многое началось и много чего закончилось в обобществленной автобиографии совокупного рода людского. Достоименно тогда появляется сверхзначимая исполинская фигура Аврелия Патриция Августина в образе, но не в подобии провозвестника новой мировой религии Бога единосущного, нового понимания вселенской истории общечеловеческой цивилизации, новой экуменической науки о человеке и обществе, идущей от познаваемых признаков минувшего к прозреваемым свойствам неведомого дня грядущего.
Стоит выделить, что шестнадцать веков тому назад Августин ввел в научный понятийный оборот термины: эволюция, прогресс, цивилизация, культура. При этом не суть важны те ереси, какие впоследствии вкладывали в эти понятия материалисты всех религиозных и атеистических мастей.
Именно в работах и в жизнеописании Блаженного Августина, доныне не утративших непреходящей насущности, исходя из христианского цивилизационного прогресса от Града Земного к Граду Божьему, нам представляется очевидным и необходимым отыскать основополагающие ответы-свидетельства на многая множество принципиальных исторических вопросов. И среди прочего, перейдут ли история и те, кто ею душевно интересуются, когда-нибудь, где-нибудь от единичного и частного к общему и всеединому? Зависит ли этот переход от того, насколько успешно мировому человеческому сообществу удастся экуменически изжить псевдоисторический материализм, бездуховный фальшивый историзм, ложную анахроническую эклектику в технософистических описаниях материальной культуры, какие тернием, волчцами и плевелами произрастают с доисторических времен пагубно для истины? Ибо истинной, что для нас неопровержимо следует из жизни и трудов Аврелия Августина, предстает лишь идеалистическая абсолютная духовная надвременная историософия конкретной прогрессивной эволюции, несоизмеримая с относительными произвольными гуманистическими абстракциями, скороспелыми и скоропортящимися материалистическими спекуляциями или лукавомудрыми языческими фикциями о бессмертном времени, уподобленному скалярной линейности якобы вечно самодвижущейся и неуничтожимой материи.
Впрочем, сейчас самое уместное время свернуть сие длинное авторское предисловие-экзордиум, еще глубже не внедряясь в философские умозрительные отправления, чтобы отметить два предварительных обстоятельства, какие по нашему мнению должны предшествовать чтению историко-теологического романа об Аврелии Патриции Августине.
В первом приближении мы содержательно оставили в большинстве своем без изменений прямые и косвенные цитаты
Засим хотелось бы подчеркнуть без ложной скромности, почему стиль и язык настоящего авторского предисловия по нашему мнению в значительной мере соответствуют необходимому адекватному переводу основных произведений Аврелия Августина. Переводчик-литератор да разумеет, если он озадачен идеальной научно-теологической целью переводить классическую патристику умно, современно и своевременно.
Во вторую голову, предваряя недоумения слабо или мнимо верующих, чье-либо конфессиональное недомыслие и беспочвенные обвинения в ереси, мы заявляем о нашей непоколебимой приверженности Символу веры Русской Православной Церкви. При этом мы не испытываем никоих сомнений в богооткровенности и богодухновенности первооснов и синергического всеединства экуменического Святого Писания, избегая гуманизирующего доктринерства, рационалистического начетничества, казуистического талмудизма и облыжного буквалистского фундаментализма.
Мы почитаем традицию истины во всемирной экклезии христианской и не дерзнем огульно отрицать Промысл Божиий в перипетиях становления и развития христианства. Вместе с тем оставляем за собой право на поэтическую вольность и академические свободы в трактовке церковного предания, полагая всех составителей и сочинителей Священной истории не более и не менее, нежели людьми, отнюдь не избавленными Божьей милостью от недостаточного недостоверного знания, прекраснодушных ошибок, добросовестных заблуждений, извечного человеческого искушения выдавать желаемое за действительное. Бог нам всем в помощь по мере откровенной веры нашей. Ему едино судить и располагать, когда мы всего лишь предполагаем, надеясь на прозрение и просветление.
Пресветлый Господь и с вами, наши благорасположенные читатели, коли вы благосклонно прочли все вышеизложенное. Слава Богу, мы начинаем «Блаженство по Августину»!
«Все ли апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи? Ревнуйте о дарах больших, и я покажу вам путь более превосходящий».
ФОЛИУМ ПЕРВЫЙ. АРХИЕПИСКОП НУМИДИЙСКИЙ
КАПИТУЛ I
Будь то в городе или в деревне, по обыкновению епископ спал чутко и неглубоко, порой настороженно. Потому и расслышал ночной заполошный крик петуха, раздавшийся где-то в отдалении. Поблизости на вилле первому глашатаю утренней зари попытался вторить другой. Спросонок что-то сипло, невнятно крякнул по-утиному, осекся, потом прокашлялся, будто старик, и со второй попытки звонко, молодо и бодро возопил, весело заорал, радостно захлопал крыльями, но тотчас угомонился. Наверное, сообразил дурак — вокруг-то непроглядная темень на исходе ночи.