Блаженство по Августину
Шрифт:
Покидать теплое уютное ложе, подниматься в холодной темноте епископу вовсе не хотелось. Время, прожитые годы, преклонный возраст безысходно, неумолимо сказываются на бренной и тленной плоти человеческой. Осенью, зимой, весной епископ Аврелий отчаянно страдал от перемежающихся тепла и холода — противно мерзли руки, ноги; неприятный озноб заставлял омерзительно дрожать плечи и спину. Иногда от внезапно наступивших холодов шея покрывалась красными пятнами, на предплечьях и голенях вспухали нарывы, голос садился и становился хриплым, сдавленным, шершавым.
В остальном Аврелий не чувствовал этих вот 55 лет с лишним и был весьма далек от старческой немощности.
Хитроглазый вольноотпущенник грек Каркион, управляющий кесаревым сальтусом и виллой Дилекта и думать не смел, как бы оконфузить или же возмутить высочайшего знаменитого гостя показной роскошью в консульских покоях. Вилик отлично вызнал: суровый и мудрый епископ Августин из приморского Гиппона предпочитает простоту и удобство, безоговорочно осуждает восточные царские излишества и западные кесарские роскошества.
Епископ на ощупь отыскал седельную суму, достал старое, порядком выщербленное железное огниво, кресало-кремень в медной оправе, сухой трут. С первой попытки сноровисто высек крупную веселую искру, воспламенил трут, зажег масляный светильник у изголовья простого дубового ложа с хорошо натянутыми кожаными ремнями. Обычное спальное место главы семьи среднего достатка куриалов или декемвиров где-нибудь в проконсульской провинции на западе ли, на востоке. Или как здесь в Африке, на южном лимисе цивилизованного римского мира, вселенски, домовито, по-хозяйски охватившего средиземье всех частей света, то есть Град Земной. Нынешние римские смуты и нестроения не в счет, если имперский доминат переживал и худшие времена…
Аврелий Августин потянулся было за восковой табличкой, чтобы записать новую политическую мысль… Но вместо стила его руки отработанным движением взяли вперехват, на изготовку длинный в пять локтей епископский посох. Потому как звякнули бронзовые крючья, отодвигающие массивные скользящие двери. Пусть так, если через порог малой гостевой спальни с достойным поклоном переступил центурион Горс Армилий Торкват.
— Прости за беспокойство, прелатус. Услышал, что ты не спишь. Спешу доложить: на подходе к вилле турма нумидийской кавалерии из Тевесты. По словам дозорных, доблестные тевестийцы прибудут в течение четвертой стражи.
Поболе того, две полуцентурии 3-й когорты маркианцев с ночи скрытно встали в каструм в горном лесу на западе кесарийского сальтуса. Всех ближайших колонов задерживают и допрашивают. Молодой трибун Проб Никиан Секундус обещает богомерзких мятежных еретиков непременно изловить. И примерно, наглядно бичевать преступников, прежде чем представить правосудию магистратов.
Скажи, Аврелий, ты эту помощь из Тамугади предвидел в откровении?
— Просто предполагал, мой добрый Ихтис. Кесарева Дилекта — хорошее место для сбора и отдыха славных воинов.
Иди и ты отдохни. Мы тоже здесь задержимся, до завтрашнего рассвета… Скажем, среди двоеверцев-язычников, тайных еретиков и открытых иудеев…
Даруй нам всем, Господи, незлобивую кротость и любовь к врагам нашим.
Постой, Горс. Кто из твоих дружков контуберналов так ловко петухом заорал? Меня едва не провел?
— Это
— В том нужды нет, мой примпил. Киртак и в отроках был тем же озорником, гистрионом-миметиком, назовем его по-гречески. Мало, наверное, я его увещевал по-учительски…
— Или недостаточно об него розог учительских изломал по доброте душевной, о милосерднейший профессор?
— Может, оно и так… Хотя радость нашего развеселого Секста Ливия понятна, простительна и благочестива…
Епископ не сомневался: квестор ветеранов Гиппо Регия центурион Горс Торкват по прозвищу Ихтис хорошо его понимает. Центуриону так же, как и восьми другим заслуженным воинам, лично отобранным Горсом для сопровождения епископа Аврелия в опасной поездке на юг, нисколько не хотелось проливать христианскую кровь.
Вне всяких сомнений, девять искушенных воителей совладали бы с богопротивной шайкой агонистиков, состоящей из неумелых в обращении с оружием беглых рабов и безземельных колонов. Да и сам Аврелий Августин не станет уж слишком бесполезной и беспомощной обузой, когда б на то воля Всевышнего.
Епископ вновь призвал самого себя к кротости, смирению и любви ко врагам, блуждающим во мраке еретических прекословий и преступлений. Однако не удержался и любовно провел рукой по своему длинному сплошь резному посоху черного дерева с навершием слоновой кости, где три слитые воедино крылатые рыбы держат большую черную жемчужину. Ближе к нижней оконечности резьба сменяется железными инкрустациями, малозаметными со стороны. В случае необходимости острый наконечник вкупе с инкрустированными ножнами можно оставить в щите или в теле неприятеля, высвободив острейшее лезвие воинского копья, в которое превращается епископский посох — знак пастырской власти.
Епископ знаком с воином Горсом с давних пор, со времен принцепса-магнума Теодосия Старшего, величайшего доминуса Запада и Востока. Лет этак двадцать назад в проконсульском африканском Картаге младший центурион Горс Торкват учил ритора Аврелия Августина, вернувшегося из Италии, обращаться с копьем и удлиненным кавалерийским мечом-спатой. Ибо негоже натуральному нумидийцу быть неспособным носить оружие.
Кое-что к тому времени Аврелий умел, кое-какой воинской наукой худо-бедно владел, но конечно не столь искусно, насколько варвар из венедов Ихтис-Рыба, от сослуживцев заработавший греческую кличку за способность плыть 2–3 мили без устали и сидеть под водой больше тысячи ударов сердца. Аврелий это дважды, нет, трижды проверял и всякий раз взирал с удивлением, воистину поражался физическому совершенству человеческого тела, дарованному могучему Горсу от Бога и от предков-воителей далекого племени, обитающего где-то на дальнем севере, на берегах Борисфена.
Однажды северный варвар Горс удивил и доминуса Востока, августа Теодосия Магнума, после одного из сражений во Фракии попросив заменить денежный дар восточного кесаря и обменять на старую, нынче основательно забытую воинскую награду легионера — браслет на руку. Удивленный военачальник, посоветовавшись с комитами, вознаградил молодого воина, благоговейно чтящего победные традиции римских легионов, не только вызолоченным серебряным браслетом, но и полновесным крученой проволоки золотым ожерельем. Сверх того, в знак августейшей милости он даровал ему право на достославное латинское имя Армилий Торкват, то есть Носящий браслет и ожерелье.