Блажий Омут
Шрифт:
— Посолить не забудь да сальцем сдобрить, а то я пресное не ем, — я усмехнулся.
Мне удалось перевернуться на бок и с усилием занять полусидящее положение, уперевшись спиной в рыхлую земляную стену. Так-то лучше.
— Будешь зубоскалить, я тебе этот супчик на чресла вылью, пёс поганый, — девица даже бровью не повела.
— Тогда разговор у нас точно не заладится, — ответил я, а сам попытался незаметно нащупать пальцами что-нибудь, кроме комьев грязи и мягких корешков. Хоть бы один острый камушек попался. — Так скажи мне, милая женщина, чего тебе от меня надобно? Потому
Чародейка фыркнула, выражая глубочайшее презрение.
— Не держи меня за дуру, Ловчий.
— Я и не собирался, — усмешка расцвела на лице сама собой. — Просто понять пытаюсь тебя. Ты лучше объяснись. Быть может, и мирно разберёмся. Без этих твоих зелий да прочего насилия над чреслами моими.
Рыжая откинула волосы за спину. Сердито глянула в мою сторону, но всё же заговорила чуть более охотно, чем до этого.
— О чём толковать с человеком, который на нежить охотится, а сам с нежитью якшается, ежели доверия такой человек не вызывает вовсе? — пробормотала она.
Я глянул на варгина. Тот всё ещё пребывал в блаженном небытии.
— Нежить нежити рознь, — я нахмурился. — Равно как и бабы все разные. Одни встречают Ловчего и хлебом-солью потчуют за избавление от напастей, а другие связывают по рукам и ногам и угрожают, точно не женщины вовсе, а поганые кикиморы болотные.
— Никто не встречает Ловчих хлебом и солью, — чародейка проигнорировала мои оскорбления. — А как узнают, во что они ввязались, так и вовсе на порог пускать перестанут.
От женщин кругом голова. Глава 2
Она полностью сняла крышку со своего варева. Над котелком тотчас взвился зеленоватый пар, который не сулил мне ничего хорошего.
— И во что же Ловчие ввязались? — осторожно уточнил я.
Она подняла на меня взор. Изумрудные очи глядели изучающе. Будто девица пыталась понять, лукавлю ли я или правда не понимаю, к чему она клонит.
Мне же удалось украдкой поёрзать на месте и обнаружить в левом кармане небольшой твёрдый предмет. То был гребешок Вереи, который я до сих пор носил с собою. Всё никак не мог ни продать, ни подарить, ни иным образом расстаться. Видимо, на моё счастье. Мне удалось бы до него дотянуться, если бы постарался. Возможно, серебряные зубья выдержат и смогут перетереть проклятую верёвку, которая порядком мне надоела. Только бы не сломались. В их остроте я не сомневался нисколько.
— Тёмной магии всё больше, — наконец, отозвалась незнакомка. — Да такой лютой, что нечисть всё злее с каждым днём делается. Ни огня не страшится, ни магии. Лезет на рожон даже в селения.
— Я знаю о том, — поморщился я. — Ты, быть может, не приметила, но я с Лешим схлестнулся. Заказ выполнял. А он лютый оказался. Никогда таких прежде не встречал. Если бы он не ранил, вряд ли ты меня бы столь легко победила.
Она усмехнулась.
— Почём мне знать, что не ты сам этого Лешего и заколдовал? — она вскинула брови и подошла ближе.
Я сделал вид, что пытаюсь отодвинуться от неё, а сам поудобнее вывернул руку и запустил
— Белая рать больше на охоте зарабатывает, чем Ловчие. Невыгодно нам такое, даже если просто представить себе, что это мои собратья по ремеслу плодят и заколдовывают нежить, — ответил я. — Да и тварей что ли мало по лесам и болотам рыщет? Как Пятилетняя война прошла, их кругом расплодилось пуще прежнего.
— После всех войн твари вылезают и бурно плодятся, — сухо парировала чародейка.
— Так ты полагаешь, что того Лешего я сам на себя натравил, чтобы подозрения отвести? — я изобразил возмущение на лице. — Глупее ничего не придумала, пока следила за мной в «Веселине»?
Рыжая усмехнулась. И медленно извлекла из-за пазухи амулет на тонкой серебряной цепочке. В сумраке пещеры я не сразу понял, что за переплетение рун выбито на нём.
— А сейчас мы это и выясним, — она протянула руку с амулетом к моему лицу.
Грубый металлический кругляш раскачивался перед глазами, мешая разобрать знаки на нём. И всё же мне удалось понять, что это за вещица. Я видел такие всего раз или два у белоратников. Стало быть, и вправду работает моя новая знакомая на Белую Рать. Плохо дело.
— Ежели собралась проверять меня на связь с тёмной магией, котика моего не зацепи, — мой голос звучал спокойно. — Он добрый и ни в чём не виноват.
Девица наигранно изобразила сочувствие на лице. Причмокнула губами.
— Котика жалеет, надо же, — она усмехнулась. И толкнула варгина носком сапога. Я бы мог разозлиться, но толкнула она его совсем слабо. То ли силы не рассчитала, то ли и вправду он её не интересовал. — Шкуру спущу с твоего котика, если ты будешь себя вести плохо.
— Ты скажи мне, а что делать-то нужно? — я подался к ней. — А то как в той сказке будет. Про каргу старую, что в избушку доброго молодца заманила и сожрать хотела. Придёт пора на лопату садиться и в печь полезать, а я и не умею этого делать.
В ответ она пнула уже меня. На сей раз весьма ощутимо. Только ничего не сказала. Прошлась к своему вареву, да и опустила в него медальон, держа его за цепочку.
Отвар зашипел, забулькал, разнося вокруг такой острый запах аниса и перепревшего торфа, что даже у кота во сне задёргались усы. Меня же и вовсе замутило. Шутить снова про суп расхотелось напрочь. Оставалось надеяться, что чаровница не заставит это пить.
— Ритуал какой-то готовишь для меня? — я старался не дышать носом.
— Для нас обоих, — ответила рыжая ведьма, и мне даже показалось, что запаха она вовсе не замечает. — Заберусь в твою дурную голову и покопаюсь в гнусных воспоминаниях, Ловчий. Схитрить не выйдет. Сама всё посмотрю.
Чародейка склонилась над котелком и принялась бормотать заклятие. Едва слышно. Я даже слова разобрал не все. Да ещё эта дрянь так бодро булькала, что мне почудилось, будто отвар ей каким-то образом отвечает. Нелепица, да и только.
— До меня дошёл слух, что Белой Рати служит некая особая чародейка, сильная и умелая, но на пути ей лучше не попадаться, — осторожно начал я. — Так, значит, это о тебе говорят?