Бледные розы
Шрифт:
Они полетели осматривать популярную композицию Джерека Карнелиана "Лондон-1896". Вертер мужественно скрывал огорчение от неуемной восторженности Кэтрин при виде творения из белого мрамора, золота и ослепительного черного хрусталя. Его собственное произведение "Забытая могила", отмеченное куда большим изяществом и казавшееся Вертеру вещью тонкого вкуса, его подругу так не восхищало.
Возле последней выдумки Герцога Квинского "Леди и лебедь- много пар" они не стали задерживаться-Вертер не хотел оскорблять фривольным зрелищем непорочность Кэтрин. Зато воздали
Лорда Монгрова, близкого с Вертером до их спора о способе самоубийства аборигенов Урана, принятом во времена Великого Натриевого Кракомана, и последовавшей за этим ссоры, они повстречали в одном из таких путешествий. Кэтрин предстояло увидеть "Миллион разгневанных крапивников"-произведение Епископа Тауэра, решившего попробовать себя в недавно возрожденном искусстве Художественного Шума.
Монгров, пренебрегая передвижением по воздуху, влачился на спине гигантской улитки. Массивная львиная голова нависала над грязно-зеленой хламидой-обычным одеянием Лорда.
Еще до встречи с ним пассажиры "пишущей машинки" увидели широкий блестящий след на лазурных скалах заброшенной сцены Эдгаросердного По (он считал достойным творением лишь нечто лакомое и способное вдохновить на доблестный труд органы пищеварения). Потом Кэтрин заметила и оставлявшую за собой клейкую полосу улитку, а рассмотрев покачивающегося на спине всадника, воскликнула:
– В нем не меньше десяти футов росту. Взгляни! В этом не было нужды-Вертер уже узнал прежнего приятеля и направил аэромобиль к земле.
– Монгров! Дружище!-радостно кричал он.
За новым увлечением Вертер совершенно позабыл о своей распре с Лордом. Не явись в его жизнь Кэтрин, он непременно устроил бы примирение и стремился загладить оплошность.
Но не таков был Лорд Монгров. Он не намерен был забывать об их последней встрече и продолжал чувствовать себя оскорбленным.
– А-а, это Вертер. Уже наточил кинжал, чтобы вонзить в мою плоть меж лопаток? Циничный Изменник, кажется, готов прикинуться добродушным и простосердечным! Будто забыл о наслаждении, с которым лил презренную лживую отраву во время нашей последней встречи в мой бедный мозг? И я его пригрел, когда он был мальчишкой, взрастил на ниве нашей дружбы... Взвивайся на дыбы, мой верный конь! Прочь уноси меня. Измена! Где укрыться израненной душе? Повсюду стрелы ядовитой лжи!
Монгров исступленно колотил осыпанной драгоценными камнями тростью по панцирю оседланного моллюска, к немалому удивлению последнего. Пошевелив рожками, улитка, явно не способная умчать хозяина вдаль, повернула к нему добродушную осклизлую морду.
– Простите меня, Монгров. Беру обратно все, что так обидело вас.-Вертер, правда, не помнил за собой ни одного по-настоящему резкого слова.-Что заставило вас покинуть свое жилище? Вы так редко оставляете его зловещую сень.
– Я двинулся на Балобол, назначенный Миледи Шарлотинкой.
– Балобол? Я ничего о нем не слышал.
– А, так вас не приглашали?-Монгров немного смягчился.
– Я удивлен... Но нет. Миледи Шарлотинка просто обнаруживает чувство такта, прежде ей не очень-то свойственное. Ей, разумеется, уже известно о серьезных обязательствах, которыми я связан, и невозможности расточать время в пустых забавах. Оно безраздельно принадлежит моей маленькой подопечной Кэтрин. Моей Кэйт.
– Этому ребенку?
– Да, ребенку. Мне выпало стать ее покровителем. Даровано счастье заменить ей отца. Она полна прелести. Она невинна! Монгров повернул голову и оглядел спутницу Вертера.
– Остерегайтесь, милочка,-изрек он, сокрушенно качая головой.-Дружба де Гете-это объятия змеи.
Растерянная Кэтрин повернулась к Вертеру.
– О чем он говорит?
– Не слушайте более!-Вертер прикрыл ладонями нежные ушки воспитанницы.-Как горько заблуждался я, надеясь примириться! Нет, Лорд Монгров, в мелодии нашего воссоединения не прозвучит заключительный аккорд. Вы презрели искренние намерения. Как мог я раньше не видеть всей вашей низости? Какое чудовищное обвинение вы бросили мне в лицо! Прощайте! Вы-человеконенавистник, не стоящий бескорыстной дружбы и ненавидящий Любовь! Я более не знаю вас!
– Да ты и самого себя не знаешь,-со злостью пропыхтел Монгров, но Вертера не достиг этот выпад-"пишущая машинка" устремилась ввысь.
После этой встречи Миледи Шарлотинка во мнении Вертера изменилась к лучшему, и когда вскоре случай свел их, наш герой приветствовал ее любезно и без обыкновенной угрюмости.
Миледи на своей лошади-качалке бороздила кусок оранжевого неба, уцелевший после ее бравурного представления "Смерть Нептуна".
– Кукареку!-Она весело смотрела на неразлучную пару лисьими глазами, острые рыжие уши стояли торчком-Миледи опять поменяла облик.
– Дражайшая Миледи Шарлотинка! Какое наслаждение видеть вас! Все чудеса природы служат вашей несравненной красоте!
Как часто мы, разочаровавшись в ком-то близком, бурно изливаем душу перед людьми малознакомыми или безразличными нам. Самые обыкновенные и незначительные качества этих случайных людей перед лицом пороков, неожиданно открывшихся в наших друзьях, видятся подлинными добродетелями. Душа неустанно ищет поддержки и опоры среди всеобщего холодка враждебности и готова открыть кредит дружбы по единственному слову, жесту, интонации, легко воспламеняясь при столь ничтожных изъявлений приязни.
Неожиданная порывистость Вертера озадачила Миледи Шарло-тинку, но, быстро овладев собой, она сумела достойно принять комплимент.
– Ах, как мило, Вертер. С вами рядом та самая драгоценность, которую вы пригреваете под крылышком? Просто глазам не верю- ребенок! Как повезло малышке! Никто, кроме вас, не смог бы заменить ей отца.
Под золотым дождем похвал Вертер расцвел и даже немного возгордился. То ли это обстоятельство, то ли незажившая язва, оставленная в сердце жалом Лорда Монгрова, помешали ему заметить иронию в речах Шарлотинки.