Блэкджек

Барон де К.

– Что ты хочешь услышать?
– чуть резче, чем собирался, спросил Гарри.
– Что я хочу жениться на твоем сыне и прошу его руки? Или что я никогда больше не потревожу его покой и не подойду ближе, чем на милю?

– Даже не знаю, - задумчиво проговорил Драко, ничуть не смущенный экспрессией собеседника, - оба варианта не вызывают во мне энтузиазма. Я бы предпочел, чтобы ты был восемнадцатилетней девушкой из чистокровной влиятельной семьи. Но вряд ли Скорпиус тогда на тебя бы посмотрел.

Малфой обежал взглядом палату, прошел к окну, оценил вид, открывавшийся с пятого этажа на оживленную, заполненную

машинами и людьми, улицу. Гарри отлепился от двери и на подгибающихся ногах добрался до кровати.

– Как Скорпиус?
– спросил он глухо, разглядывая свои руки.

– Переживает, - не оборачиваясь, ответил Драко.
– Что за гигантский телевизор стоит там у обочины?

– Я хочу, чтобы он был счастлив, - тщательно подбирая слова, заговорил Гарри.
– Чтобы его ждала долгая, прекрасная, ничем не омраченная жизнь. Чтобы никто никогда не посмел причинить ему боль.

– Тогда выздоравливай, - Драко сунул руку во внутренний карман строгой, классического покроя, мантии, и аврор отшатнулся, готовый молниеносно отпрыгнуть в сторону от разящего луча заклинания. Малфой достал изящный серебряный брегет и щелкнул крышкой. Хорек недоделанный, наручные часы и то давно не носят, а этот брегет в кармане таскает… - Как понимаешь, у меня нет особых причин любить тебя, Поттер. Но я люблю своего сына и искренне надеюсь, что он перестанет страдать. Только поэтому твои тестикулы пока остаются при тебе. Но не советую размахивать ими, где ни попадя: не у всех родителей такая же зоркая душа, добрая воля, здравый смысл, просвещенные взгляды и безупречные манеры.

– А ты все такой же самодовольный и самонадеянный павлин, - пробормотал Гарри, с трудом сдержав нервный смешок.
– Приятно видеть, что годы идут, но ничего не меняется.

После ухода Драко Гарри не пошел ни в оранжерею, ни к соседям по этажу в гости. Он лежал, глядя в потолок, и боролся с желанием посетить больничную совяльню и отправить Скорпиусу записку. Гермиона права, ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Надо все обдумать и взвесить, прежде чем кидаться в омут с головой.

– Ты улыбаешься?
– удивленно спросила Джинни, поднимая глаза от журнала.
– Что произошло, пока меня не было?

– Я чувствую покалывание в пальцах, - сообщил Гарри.
– Впервые за последнюю неделю. Может, магия наконец возвращается?

Джинни ушла домой в девять вечера, и Гарри принялся бродить по палате, не в силах усидеть на одном месте. Он курсировал от окна к двери, пережевывая все те же навязчивые мысли. Скорпиус переживает. Скорпиус забрал Тину в Малфой Мэнор.

Да, первая смена разъехалась по домам, лагерь закрыт. Но лето еще не кончилось, закат жизни пока далеко. Гарри может жить, а может - доживать, сберегая последние крохи тепла, как гоблин драгоценности. Может все бросить и добирать последние теплые деньки, выпавшие ему на пороге осени, а может сдаться, смириться с угасанием, застынуть в промозглом ноябре. Может броситься в огонь и прогореть, и может лежать в давно остывшей постели, выполняя опостылевший долг.

Рванув ворот пижамы, Гарри полез за ополовиненной бутылкой огневиски, оставшейся с позавчерашнего дня. Нашел время принимать судьбоносные решения… от ветерка шатает, а туда же. Загорелся штурмовать Малфой Мэнор - аппарировать не способен, одежду трансфигурировать не способен,

на Ночной рыцарь и то денег нет.

Подайте герою Британии на проезд общественным транспортом… Лучше сразу в оба конца. Господа, я без магии восемь дней…

Рука Гарри дрогнула, огневиски полилось мимо стакана - в палату неожиданно вошел колдомедик.

– Забыл кроветворное при обходе… нарушаем режим?!
– спросил он, протягивая пациенту фиал с зельем и неодобрительно косясь на спиртное.
– Больной, мне придется забрать у вас бутылку. Вы же знаете, нельзя смешивать алкоголь с зельями.

Над головой рассеянного колдомедика кружил сиреневый самолетик-записка, проскользнувший в палату вслед за ним. Конфисковав подарок Кингсли, служитель медицины удалился, а Гарри протянул руку, и самолетик доверчиво опустился на раскрытую ладонь.

Между его бумажными крыльями был вложен эдельвейс.

Гарри вздрогнул, в глазах у него на миг потемнело.

Он торопливо развернул записку трясущимися от предвкушения и легкой паники руками.

Там было всего три слова без подписи: «Выгляни в окно».

* * *

Скорпиусу казалось, что вся его прошлая жизнь разделилась на две неравные части - до несчастья с Гарри Поттером и после.

Изменилось все. И, самое главное, неправильные, запретные для чистокровных магов склонности Скорпиуса, перестали быть тайной. Впрочем, сам он по этому поводу не переживал - по сравнению с проклятием, обрушившимся на Гарри, личные неприятности казались Малфою сущими пустяками. Он так и сказал разгневанному Люциусу, размахивающему зажатым в кулаке пергаментом, пять минут назад полученным с филином Ноттов:

– Ерунда это все, дед. Он же без магии остался. Совсем.

Наверное, в голосе или в тоне Скорпиуса было нечто такое, что заставило Люциуса замолчать и внимательно присмотреться к внуку. А когда отец, нахмурившись, открыл было рот, Малфой-старший положил ему руку на плечо, не дав даже начать фразу.

– Может быть, он навсегда останется сквибом, - повторил Скорпиус и изо всех сил сжал кулаки, пытаясь побороть подступающие к глазам слезы.
– А я ничего не могу сделать. И меня к нему не пускают. Никого сейчас не пускают.

– Ничего с ним не будет, с Поттером, - мрачно ответил Люциус и кинул пергамент в камин.
– Он на редкость удачливая сволочь.

– Что?
– вскинулся Скорпиус.
– Да ты… Да как ты… Он лучше всех на свете! Другого такого нет!

– И слава Мерлину, второго мы бы не пережили, - вздохнул Драко и повернулся к Люциусу.
– Отец, прекрати. Думаю, мы должны уважать чувства Скорпиуса и не позволять себе подобных высказываний.

Скорпиуса всегда раньше забавляло, как дед, искренне считавший себя главой семьи, уступал собственному сыну. Наверное, все дело было в том, что когда-то давно - еще до рождения Скорпиуса - именно Драко вернул семье почти утраченное в войне состояние, занявшись бизнесом. Разумеется, Люциус всегда утверждал, что без его подсказок и советов сын не заработал бы и кната. Но Скорпиус прекрасно знал, что это не так. Дед принадлежал к породе людей, предпочитавших тратить. При всей своей изворотливости он был совершенно неприспособлен к реальности, требовавшей не только умения лавировать в мутных политических волнах, но и способности вовремя вложить и вовремя продать.