Блэквуд
Шрифт:
Я пожала плечами:
— Мама родила меня, когда ей было девятнадцать, и она почти одна воспитывала меня. Папа всегда платил алименты, посылал открытки на день рождения, приезжал на Рождество и всё такое. Он не был плохим человеком, и я любила его, — проговорила я. Мои глаза увлажнились, но я сдержала слезы. — Ему вообще не суждено было остепениться. Мой отец был из тех мужчин, кто быстро влюбляется, увлекается кем-то, а потом оставляет их, по крайней мере, так всегда говорила мама. Она по-своему любила его, но это была не та любовь,
— Я нашел некролог твоей мамы. Мне очень жаль, — ответил он. Как мог человек, который только что был диким зверем в лесу, быть таким нежным и благородным в душе? Я заглянула в его глаза, все еще пытаясь понять, который из них был настоящим Гарреттом.
— Спасибо. Моя мама была моей лучшей подругой и самой главной поддержкой. — Все в нашем родном городе говорили, что я очень похожа на неё, — те же длинные темно-рыжие волосы и яркие карие глаза. Я всегда думала, что она самая красивая женщина в мире. Я всегда говорила ей об этом, даже после того, как рак отнял у неё всю красоту. — Я скучаю по ней, — я прочистила горло. — Пожалуйста, продолжай, расскажи ещё о моем отце.
— Хорошо. После того, как я прервал их, он представился и направился к выходу. Лилиан сказала мне, что он был её новой жертвой.
Мои глаза широко раскрылись:
— Жертвой?
Он кашлянул в ладонь.
— Ну, скажем так, я не единственный в нашей семье со странностями. Лилиан не такая, но и у неё всегда была сильная склонность к доминированию. Харт такой же, просто он еще не осознал этого. Я не знаю почему. Насколько я знаю, у всех нас было хорошее детство. Это просто заложено в нашей ДНК или что-то в этом роде.
Я старалась подальше отогнать все мысли о том, что Лилиан могла связывать моего отца.
— Значит, у них были отношения?
— Верно.
Он убрал свою руку от моей и ослабил одеяло вокруг моей больной ноги.
— Что случилось потом?
Удобно устроившись на кровати, он пожал плечами.
— Я не знаю. Больше я его никогда не видел. Я вернулся в Алабаму, преподавал остаток семестра. Именно тогда у нас с Джоан начался роман, так что я проводил большую часть своего свободного времени, тайком общаясь с ней, — ответил он. Его голос помрачнел. — Пока это всё не закончилось, и она не сказала ни слова в мою защиту.
Мне казалось, что моя голова горит, мысли метались, каждая вспышка высекала искры, которые зажигали новую идею. Мне нужна была информация, вся, какую я только могла получить. Но сначала мне нужно было знать, могу ли я доверять Гаррету.
— Что случилось той ночью, когда тебя застукали с Джоан?
Его челюсть сжалась, и горькие морщины прорезались на лбу.
— Я связал её, привязал к кровати и… — он взглянул на меня. — …стегал по ногам и животу. У неё появились отметины, синяки и почти пошла кровь, когда вошел её муж, — ответил он, сверкнув сердитым взглядом. — Конечно, она даже не заикалась о том, как просила выпороть её.
— Выпороть? — уточнила я, вызывая в воображении образы телесных наказаний в других странах. — То есть как бьют плетью?
— Просто тисовый прут. Тонкий, гибкий.
— Звучит болезненно.
— Да, но от этого ещё и выделяются эндорфины. Боль усиливает удовольствие.
Это было неподходящее время для прилива крови к нижним частям моего тела, для чего-то отдаленно похожего на влечение, но я не могла это остановить.
— Твоё удовольствие тоже, да?
Он облизнул губы и ответил:
— Да.
— А когда ты бы отшлепал её, потом, после того, как... — спросила я и затихла, прервав себя на полуслове, когда в моем сердце вспыхнула вспышка ревности.
— Да. А потом мы бы трахнулись как обычно.
Я вздрогнула от его прямоты.
— Значит, всё было по обоюдному согласию?
— Да.
Я прикусила губу, вглядываясь в его лицо в поисках каких-либо признаков обмана. Я не нашла ничего подобного.
Он сжал мою руку.
— Я клянусь, что так оно и было, Элиза.
Мои глаза расширились:
— Ух ты!
— Что?
— Это был первый раз, когда ты произнес моё настоящее имя. Не назвал Рыжей.
— Не привыкай к этому, Рыжая, — ответил он, а на лице его снова появилась знакомая ухмылка.
— Что произошло дальше?
— Как так получилось, что после того, что я спросил об истинных причинах твоего пребывания здесь, ты снова стала допрашивать меня?
Улыбка скользнула по моим губам.
— Просто ответь на вопрос.
— Ты уверена, что увлекаешься археологией, а не юриспруденцией? — спросил он. Ухмылка его стала шире.
Я сморщила нос.
— Я копаюсь в земле. Я и не скрываю этого. Определенно не те качества, которые присущи адвокату.
— Принято к сведению. Сначала расскажи мне кое-что, а потом я расскажу тебе остальную часть своей грязной истории.
Я с трудом сглотнула и ответила:
— Окей.
— Как ты думаешь, твой отец все ещё жив?
Я опустила взгляд.
— Нет. Его нет. Я знаю это.
— Мне очень жаль, — проговорил он, покачав головой.
— Мне тоже, — я проглотила слезы. — Теперь расскажи мне остальное.
Он отвел взгляд.
— После скандала я ушел с позором и подумал, что могу вернуться домой и зализать свои раны. Лилиан всегда умела сглаживать проблемы. Я разговаривал с ней по телефону в тот день, когда всё это произошло. Она сказала мне приехать домой, и мы во всем разберемся. Я ушел из университета и поехал прямо сюда, — произнес он, закрыв глаза и понизив голос, погрузившись в воспоминания. — Это было ближе к концу весенней сессии. По дороге домой всё было в цвету — ветки желтой жимолости и пурпурной глицинии свисали с деревьев. Несмотря на то, что произошло, я почувствовал, что у меня появилась надежда. Лилиан знала бы, как это исправить. Она прекрасно выбиралась из множества неприятностей с присущим ей очарованием. У меня не было и половины её способностей, но с её помощью, я не знаю… Я подумал, что возможно, у меня есть шанс, понимаешь? Может быть, она могла бы поговорить с деканом Фаррауэем или Джоан.