Блещет золото кровью алой
Шрифт:
– Ты же говорил, что закопал.
– Это не совсем так, оно там. Но без меня вы все равно не найдете.
– Ловко придумал! – со смехом отозвался Шатун, все более веселея. – Кто бы мог подумать! А я-то считал, что, кроме дерьма и гондонов, там ничего нет. Ладно, покажешь, где оно, и можете валить на все четыре стороны.
На город понемногу легла ночь, окутав в плотную непроглядную темноту городские кварталы. Лишь дороги, подсвеченные уличными фонарями, рассекая темень, выглядели артериями. Григорий не однажды попадал в скверные ситуации, но в такую, как нынешняя, оставаясь под прицелом наставленных
Однажды, лет пятнадцать назад, занимаясь рэкетом, Григорий Карасев был избит хозяином магазина и его людьми, когда пришел в очередной раз за оговоренными отступными. Едва живого его связали по рукам и ногам и бросили в сарай. Сразу не убили только потому, что боялись перепачкать паркет, а еще намеревались допить разлитую в стаканы водку. Даже тогда Григорий не считал, что находится в безвыходной ситуации. Оставшись в одиночестве, он зубами развязал веревку на руках и выбрался через небольшое окно наружу.
Теперь же ситуация выглядела куда более драматичной. Сейчас он воевал не с бизнесменами, озадаченными собственной маржой, а с людьми совершенно иной породы, умеющими обращаться с оружием, способными легко перешагнуть через труп.
Свернув с трассы, съехали на проселочную дорогу. Машину неприветливо встретили колюче торчавшие ветки. Одна из них неприятно прошлась по кузову автомобиля, заставив водителя чертыхнуться.
– Дьявол! Теперь царапина будет! Шлифовать придется.
Свет фар резанул чернеющий лес, отшвырнув границу мрака в глубину. Неохотно отступая, темень мгновенно смыкалась позади, забирая машину в беспроглядный плен. Лишь луна, подсвечивая серебром дорогу, то пряталась за кроны деревьев, то вновь вспыхивала из-за крон серебряным сиянием, как если бы играла в прятки.
– Куда теперь? – угрюмо спросил Шатун у примолкшего Григория.
– Сразу за этим поворотом будет небольшая полянка, а с краю стоит сторожка.
– Поглядим, – протянул Шатун. – У меня такое чувство, что мы ее давно проехали.
– Это потому, что ночь. Она впереди.
Автомобиль, покачиваясь на ухабах, будто лодчонка на волнах, двигался по наезженной дороге. В одном месте дорога изогнулась в гибкую петлю, объезжая глубокую яму, заполненную водой. В стороне, в распадке между деревьями, скелетами доисторических животных предстали сразу два кузова легковых автомобилей, в одном из которых отчетливо улавливались очертания внедорожника. Григорию было известно, что два года назад в этот отдаленный лесомассив автоугонщики пригоняли краденые автомобили. Разбирали за пятнадцать минут, оставляя лишь голые рамы. А потом продавали на автозапчасти на всевозможных городских толкучках.
Во главе этой бригады был его приятель Тимоха Белорус, с которым он крепко сошелся на поселении под Ухтой. Дважды их пути пересекались в Москве, как-то даже они планировали совместное дело по отъему ценностей у населения. Но полгода назад его группу повязал в этом самом лесочке отряд ОМОНа. Так что в настоящее время Тимоша Белорус пребывал в одной из колоний под Братском и шил телогрейки, праведным путем зарабатывая условно-досрочное освобождение. А кузова автомобилей остались ржаветь под открытым небом как памятник его многочисленным подвигам.
Мини-вэн выехал на поляну, шуганув плотным лучом дальнего света сгустившуюся темноту. Перепуганная темень,
Луч фар цепанул небольшую каменную сторожку, осветив отбитый угол и покосившуюся, державшуюся на одной петлице толстую дверь.
– Глуши мотор! – распорядился Шатун и, повернувшись к Григорию, спросил: – Ты об этой сторожке говорил?
– Она самая, – живо ответил Григорий.
– Показывай! – приказал Шатун, распахивая дверцу. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказался прав. – Покачав головой, добавил: – Очень не люблю, когда меня обманывают. Если что не так… Так ты просто отсюда не выберешься.
– Я все понимаю, – глухо обронил Григорий. – И не нужно меня пугать, пуганый!
В нескольких метрах позади, заглушив двигатель, остановилась вторая машина. Из нее бодро сошел на землю чернявый, за ним, подгоняемый человеком-горой, вышел Кеша.
– Если пойдет что-нибудь не так, грохнешь обоих, – просто сказал Шатун брюнету.
– Не впервой, Шатун, сделаю, – блеснул тот белоснежными зубами.
– Все будет путем, братки, – проговорил Иннокентий, попытавшись спрятать страх за кривой улыбкой.
Свет фар освещал каменную сторожку и неровным продолговатым пятном укладывался на полянку, рассеивающимся светом уходил в глубину леса, где и терялся. Ветки ломались кривыми тенями, падали на лица стоявших. Григорий пошире распахнул дверь, заставив ее протяжно скрипнуть, и произнес угрюмо:
– Я сюда спрятал, среди хлама, – махнул он в угол, заваленный разбитыми ящиками, арматурой, металлическими прутьями, побитыми трансформаторными ящиками.
«Акробат» направился следом и тотчас отпрянул:
– Фу-у, воняет! Здесь дохлая собака, похоже.
– Потерпите немного, сейчас достану.
– Подождем, раскапывай.
Шагнув внутрь, Григорий пропал, как если бы растворился в темноте. Где-то в глубине помещения тяжело шаркнул отодвигаемый предмет. Вспыхнула зажигалка, отбросив клочья теней в приоткрытую дверь. Затем раздался глуховатый стук, какой случается при падении тяжелого предмета. Некоторое время в будке было тихо. Почувствовав неладное, Шатун поторопил «акробата»:
– Колян, посмотри, что он там делает.
– Хорошо.
Выставив пистолет, тот осторожно зашел в сторожку.
– Где ты там? Ты чего, спрятался, что ли?
Чиркнув зажигалкой, он осветил помещение. Мерцающий огонек бросал тревожные блики на стены, освещал потолок и пол. Спрятаться было негде, помещение небольшое, всего-то полтора десятка шагов в глубину. Не растворился же он, в самом деле! «Акробат» сделал еще один шаг. Колыхнувшееся пламя осветило угол будки, загроможденный металлическим хламом. Здесь же лежали кирпичи, составленные в аккуратную стопку. Пламя, беснуясь от неритмичного дыхания, бросало тени на отбитую штукатурку, разрисованную уродливыми граффити, ломалось об обломки кирпичей кривыми тенями, а потом, будто проломив стену, упало на примятую пожухлую траву. Наклонившись, «акробат» посветил в проем. Усиливающийся сквозняк норовил сорвать пламя, огонь беспомощно метался во все стороны, освещая неровный проем, подкрашенный копотью. Дальше была чернота, в глубине которой зловеще шумели клены, помахивая могучими кронами.