Блеск и будни
Шрифт:
— Одному Господу известно, о чем они сейчас думают, — пробормотал Адам.
Артиллерийский офицер — майор Ейре поднял свою саблю, потом медленно ее опустил. Пушкари поднесли к запалам факелы и сразу рявкнули все двадцать орудий. Моргая, Адам видел, как разлетелись в клочья тела, в разные стороны летели головы и конечности; торсы индусов разнесло буквально на кровавые кусочки, которые попали даже на некоторых зрителей.
Потом наступила тишина. Рассеялся пороховой дым. Начали слетаться стервятники.
Адам, зажимая нос платком, повернулся, чтобы возвратиться к лошади. Он видел зверства бунтовщиков, причиненные
Он вскочил на своего коня, чтобы продолжить путь в Калькутту. Он достаточно насмотрелся всего в Индии. Пришло время возвращаться домой. Он выполнил поставленные перед собою цели: возвратил бриллиант и отомстил за убийство деда. Единственное, что осталось невыясненным, — это его отношение к тому, что в его жилах течет индийская кровь. Он все еще не разобрался в этом. А в разгар истерии, вызванной бойней в Каунпуре и Дели, англичанин со смешанной кровью мог стать отверженным.
— Я отец? — переспросил он четыре дня спустя в особняке сэра Карлтона Макнера в Калькутте. В гостиной с ним находились леди Агата и Эмилия.
— Да, — подтвердила леди Агата. — Двадцать третьего июля у вас родился сын под созвездием Льва — очень обнадеживающий знак, как я думаю. Сообщение об этом появилось в лондонском Таймсе,экземпляр этой газеты мы получили всего несколько дней назад. Ваша дорогая жена, леди Понтефракт, назвала его Генри Алгернон Мармадьюк в честь своего отца.
— Генри? — Адам взял газету и прочитал сообщение, которое обвела карандашом Агата. — Генри неплохое имя, хотя мне неприятно имя Алгернон. Видно, моя жена не сочла нужным посоветоваться со мной.
— Конечно, вы же в Индии, и у нее нет вашего адреса.
— Да, пожалуй. Сын! — На его лице, которое начало светлеть по мере того как сходила нанесенная Лакшми краска, появилась улыбка. Он сбрил бороду и теперь больше походил на англичанина. Он даже сменил индийскую одежду на европейское платье, которое купил в Бенаресе. — Сын и наследник. Это событие надо отметить!
Он замолчал. У Эмилии брызнули слезы, она повернулась и выбежала из комнаты. Адам посмотрел на ее мать.
— Может быть, я сказал что-нибудь не так?
Леди Агата улыбнулась и похлопала его по руке.
— Дорогой лорд Понтефракт, должна извиниться за Эмилию. Она ведет себя как влюбленная школьница, что, я думаю, достаточно полно характеризует ее. Дело в том, что вы просто покорили ее. Конечно, когда я поняла, что она убежала вместе с вами, я опасалась худшего. Но она вернулась невредимой и рассказала, что вы себя держали как истинный джентльмен… ну, все это теперь забыто, и мы, живущие здесь в Индии, так многим вам обязаны — очень, оченьмногим. Просто не могу высказать вам, какая для нас честь принимать вас у себя, пусть даже вы проведете здесь всего несколько дней. Но Эмилия… — Она вздохнула. — Увы, боюсь, что ее эмоции выдают недостатки ее воспитания. При одном упоминании имени вашей жены она начинает надувать губы. Я несколько раз беседовала
Адам улыбнулся.
— Эмилия — милейшая девушка на свете, — сказал он. — Я не только приглашу ее на танец, но сочту за честь быть на балу ее кавалером.
— Ах, милорд, но вы же женатый человек!
— Но, как вы сами заметили, я нахожусь в Индии, а моя жена в Англии. Уверен, что в этом ни для кого не будет вреда.
Леди Агата заколебалась.
— Да, полагаю, что вы правы, — наконец согласилась она. — Пойду скажу об этом моей девочке. Уверена, это ее глубоко взволнует! — Она торопливо вышла из гостиной.
«Сын», — размышлял Адам. Он припомнил брачную ночь. Сибил удивила его. Холодная, элегантная красавица с картин Гейнсборо в конце концов превратилась в рубенсовскую сладострастную женщину, жаждущую плотских наслаждений. Семейная жизнь началась многообещающе, а потом он все испортил, начав произносить во сне имя Лизы. Он не мог винить Сибил за то, что она обиделась. А теперь, когда она подарила ему наследника, его чувства к ней приобрели новую теплоту. Теперь он был полон желания вернуться домой.
И несмотря на это, он не мог не гадать о том, что же случилось с Лизой.
— Сегодня самый счастливый вечер в моей жизни, — сказала ему Эмилия на следующий день. Потом добавила: — И самый печальный.
Они с Адамом находились одни в правительственном особняке. Здание напоминало огромную белую груду и было скопировано с архитектурного проекта Кедлстон Холла Роберта Адама. Строение украшали центральная галерея и купол. Построенное в Калькутте на территории парка в шесть акров, оно символизировало собой британскую мощь в Индии. Эмилия в бледно-бирюзовом платье выглядела очень мило — золотистые локоны, закрученные в модные толстые локоны, касались ее обнаженных плеч. Она провела пальцем в перчатке по столу, стоявшему в зале, над головой из стороны в сторону медленно двигалось огромное опахало с белыми манжетками бахромы.
— О чем же может печалиться такая молодая девушка, как вы? — спросил Адам.
— Вы могли бы и догадаться. Завтра вы возвращаетесь в Англию. — Она взглянула на него. — Почему вы тогда в Лакнау поцеловали меня?
— Потому что мне этого захотелось. Надеюсь, вы не обиделись?
— Совсем нет. — Она помолчала в нерешительности. — Мама бранит меня за то, что я готова броситься вам на шею, думаю, что она права, — я действительно готова сделать это. Вы любите меня, Адам?
В его взгляде отразилось удивление.
— Вы нравитесь мне, — ответил он.
— Это не одно и то же! Я хотела бы испытать в жизни большую страсть! Я хотела бы такой любви, которая бы затмила все, что написано в романах. И у меня возникло именно такое чувство к вам, Адам! У меня не остается времени молчать об этом. Я люблю вас всем сердцем!
— Вам, Эмилия, стоит поискать кого-нибудь среди холостяков… Когда дело доходит до романтических связей, мне не очень-то везет.