Блеск и нищета номенклатуры
Шрифт:
Это было время восторгов перед новой техникой. В Москве полным ходом идет строительство висячего Крымского моста по проекту инженера Б. Константинова (архитектор А. Власов). По другую сторону океана в апреле 1937 года в Сан-Франциско открывается самый длинный в мире мост «Золотые ворота» — тоже, кстати, висячий. Мексиканский художник Диего Ривера, воспевая сплав ума и мускульной силы, создает в одном из цехов завода Форда в Детройте гигантскую фреску, воспевающую труд рабочих на поточной линии автомобильного гиганта. А. Дейнека в это же время готовит эскизы для смальтовых мозаик подземного вестибюля станции метро «Маяковская». Тема: трудовая доблесть советских людей, спорт, Осоавиахим. Никогда еще прославление труда, мускульной красоты, технического прогресса не было столь настойчивым и столь искренним, как в эти месяцы работы Всемирной выставки в Париже, когда до начала
Сталин принимает решение продемонстрировать Европе другие символы. Волей случая советский павильон оказывается на Всемирной выставке лицом к лицу с германским. Мухинские «Рабочий и колхозница» вздымают в парижское небо символы Страны Советов — серп и молот, бросая вызов черному орлу, украшавшему фронтон павильона нацистской Германии. В те дни в Париже велось много споров о том, чей павильон внушительней, выше, чьи символы сильней. Спор решился через восемь лет, в 1945 году. Серп и молот повергли свастику и орла. Но победа советского символа далась народу тяжелой ценой. Жертвы СССР составили около 38 процентов всех жертв второй мировой войны. Мы потеряли убитыми «рабочими и колхозниками» в три раза больше, чем фашистская Германия.
Символична судьба самой мухинской скульптуры. После окончания Всемирной выставки она была разрезана автогеном и увезена в СССР. Установлена она была лишь два года спустя в удалении от центра Москвы, на малозаметной площадке перед северным входом на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Есть свидетельства тому, что Сталин отнесся сдержанно к мухинскому шедевру, когда решался вопрос, быть ему символом Страны Советов на выставке или не быть. В одну из московских ночей 1937 года черный лимузин привез «вождя мирового пролетариата» на завод, где монтировалась из кусков нержавеющей стали известная теперь всему миру скульптура. Человек в солдатской шинели и сапогах постоял несколько минут, глядя снизу вверх на тускло поблескивающие груды стальных мускулов, повернулся и, не сказав ни слова, пошел к поджидавшему его автомобилю. Почувствовал ли он в этот миг свое ничтожество, свою незначительность перед созданным гением художника образом советского рабочего? Об этом можно только гадать.
Свой взгляд на рабочий класс, именем которого он укреплял свою диктатуру, Сталин с поразительным даже для него цинизмом высказал в 1945 году на приеме в Кремле в честь участников Парада Победы. Там-то впервые и прозвучало это памятное нам слово «винтик».
Однако сложная, противоречивая судьба рабочего класса Советской России началась много раньше.
В известной советской песне «За фабричной заставой» есть слова:
Парню очень хотелось счастье в жизни узнать, За рабочее дело он ушел воевать…Десятки тысяч рабочих, ушедших на фронты гражданской войны, не вернулись к станкам. Причем речь шла о самых сознательных рабочих, о добровольцах или мобилизованных большевиках, о тех, кого Ленин называл авангардом рабочего класса. Нелегким было и положение рабочих, оставшихся на заводах.
Один из первых советских экономистов, член Президиума ВСНХ Ю. Ларин, в докладе на съезде политпросветов в ноябре 1920 года сетует, что «в 1919–1920 годах средняя выработка одного рабочего за год составляла 45 процентов того количества всяких предметов, какие являлись результатом его работы до войны». Резко падают заработки рабочих: в 1922 году они достигают лишь 30 % средней зарплаты рабочего в 1913 году. Недовольство рабочих выражается не только «волынкой» на производстве, но и в привычных еще в те годы формах стачечной борьбы. В Смоленском партийном архиве имеются многочисленные донесения агентов ГПУ о недовольстве рабочих, о забастовках. Причина состояла в резком ухудшении материального положения. Появилось и еще одно, совсем уж новое обстоятельство. Принуждение к труду. В дореволюционной России, как, впрочем, и во всех других странах, рабочие, часто за мизерную зарплату, тем не менее «продавали» свой труд добровольно на «рынке труда». В условиях военного коммунизма выдвигается идея трудовых армий. Фактически речь идет о милитаризации труда. Трудовые армии, как свидетельствует «История КПСС», были созданы на Украине, Урале, Северном Кавказе, под Петроградом, в Среднем
Брожение среди рабочих вынуждает власть «укреплять» и партийные ячейки на заводах и фабриках. Отражая недовольство рабочих, «Правда» писала в 1923 году: «Ячейки и отдельные партийцы в глазах рабочих всегда выступают как защитники администрации, увеличения норм выработки, всякого рода отчислений. Каждый коммунист считает своей обязанностью во что бы то ни стало оправдать в глазах рабочего всякую, даже явную несправедливость».
Волна забастовок прокатывается по заводам и фабрикам Москвы, Петрограда, Тулы, Брянска, растекается по провинции.
Партийные пропагандисты объясняли населению забастовки по простой и ставшей скоро привычной схеме: либо происками меньшевиков, эсеров и даже монархистов, либо несознательностью самих рабочих. На XI съезде РКП(б) весной 1922 года Зиновьев заявляет: «Рабочий класс в силу перипетий нашей революции деклассирован». Александр Шляпников, нарком труда в первом Советском правительстве, бросит в президиум горькую реплику: «Разрешите поздравить вас, что являетесь авангардом несуществующего класса».
В результате гражданской войны, бегства от голода в деревню численность кадровых рабочих к 1920 году сократилась до 700 тысяч. Разумеется, ни Ленин, ни большая часть старой большевистской гвардии, призывая в 1918 году рабочих и солдат к разгону «самого демократического буржуазного парламента» (так Ленин в работе «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме» сам охарактеризовал Учредительное собрание), не предполагали, что рабочий класс наряду с интеллигенцией понесет такие жертвы. Трагическую судьбу русского рабочего интуитивно чувствовал такой глубокий знаток рабочей жизни, как М. Горький. Из близких к Ленину людей он одним из первых увидел в разгуле революционной нетерпимости опасность для пролетариата. Еще 11 января 1918 года в статье «Интеллигенту из народа» пролетарский писатель предупреждал, обращаясь к газете «Правда»:
«Социальная революция без пролетариата — нелепость, бессмысленная утопия, а через некоторое время пролетариат исчезнет, перебитый в междоусобице, развращенный той чернью, о которой вы говорите. Пролетариат без демократии висит в воздухе, вы отталкиваете демократию от пролетариата».
Введенный по инициативе Ленина нэп преследовал цель не только окончательно покончить с иллюзиями военного коммунизма и перевести хозяйство страны на нормальный экономический круговорот, но и предотвратить «отталкивание пролетариата от демократии». Сталинские фальсификаторы истории, шельмуя ленинские идеи, старательно внедряли в сознание масс, что нэп нанес ущерб интересам пролетариата. Фактически же дело обстояло как раз наоборот. Можно сказать, что именно нэп спас российский пролетариат. Разделение партийной и хозяйственной власти дало быстрые результаты. Прекратился развал промышленности, снова заработали фабрики и заводы. Возродилась дисциплина. И не при помощи угроз и призывов к пролетарской сознательности, а введением реальной денежной оплаты за реальный труд взамен расчетов натурой. В результате за три года производительность труда удвоилась — случай уникальный за всю историю советской экономики.
Возросли заработки — они превысили даже довоенный уровень. С ростом достатка населения власти стали ослаблять и идеологическое давление. В стране увеличивается число независимых издательств. Множится количество журналов, альманахов. В Москве свободно работает Академия духовной культуры. Лекции читают известные русские философы, исповедующие разные взгляды: Бердяев, Вышеславцев, Степун. В городах словно по мановению волшебной палочки сотнями открываются дорогие и дешевые рестораны, трактиры, закусочные. Рабочие клубы устраивают вечера с буфетом. Возрождаются профсоюзы, причисленные ранее к «государственным организациям». Партия, постигая ту истину, что тотальный контроль над демократией оборачивается экономическим крахом и разгулом насилия, ориентирует союзы рабочих на «защиту интересов трудящихся масс в самом непосредственном и ближайшем смысле слова». В том числе и от «бюрократического извращения» госаппарата.