Блеск и нищета шпионажа
Шрифт:
— Очкарик! — заорал он радостно, словно Горский был единственным человеком в Москве, носившим очки. — Ах ты очкастый интеллигент! — и он повис на беглеце, которому ничего не оставалось, как оттолкнуть его в сторону.
Пьяный упал, издавая истошные крики, тут появился милиционер, а какая-то сердобольная толстуха, указывая на Горского, закричала:
— Это он, это он его толкнул!
Пьяный уже рыдал, а милиционер строго обратился к Горскому:
— Что же вы так себя ведете, гражданин? Придется вас двоих отвести в отделение милиции.
Небольшая толпа любопытных радовалась торжеству справедливости, а милиционер повел пьяного дебила и совершенно растерявшегося Горского к площади. Только тогда Горский пришел в себя.
— Товарищ милиционер, у меня тут дела. Произошло недоразумение.
И он очень твердо посмотрел в глаза милиционеру и вынул удостоверение КГБ в красном сафьяне.
— Что же вы раньше
Горский проследовал в метро, доехал до станции «Комсомольская» и вышел на Ленинградский вокзал. Как обычно, у касс стояли огромные очереди и висели объявления, что билетов нет. Столь же тяжелая обстановка была и у касс для военнослужащих, и у касс для героев Советского Союза и кавалеров ордена Славы. Горский заигрывал с вокзальным персоналом, намекал на хорошую взятку в обмен на билет до Ленинграда, однако никто не шел с ним на сделку, объясняя это пятницей, когда все в Москве с цепи сорвались и мчались в славный город на Неве. Зажатый толпою, в плохо сидевшем на нем костюме, в парике и очках, которые уже подвели, он нервничал и ожидал худшего. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь дундук потянул его за волосы! Наконец он плюнул на все и пошел на перрон, с которого отходил ближайший поезд на Ленинград. Часы показывали семь вечера. Он выбрал самую толстую, самую добродушную на вид проводницу и, когда прозвучал последний гудок, подошел к ней и попросился в вагон до Ленинграда за хорошую мзду. Проводница согласилась, но при условии, что он не будет маячить в коридоре, а пересидит в тамбуре. После Калинина она нашла ему место в купе: там выпивали две дамы и один красномордый военный — общество отнюдь не самое блестящее. Все трое пили крепко и активно попытались втянуть в пьянку Горского. Весьма искусно он отбивался от натиска всех троих, особенно сорокалетней дамы, которая явно предвкушала сладострастную ночь, тем более что ее приятельница вскоре залезла с красномордым на верхнюю полку, — что они там проделывали и почему не падали вниз, понять было невозможно. Наконец атаковавшая дама заснула у него на плече, баритонально храпя. Он бережно положил ее на постель, а сам перебрался на свободную верхнюю полку. Вторая пара, к счастью, уже закончила свои акробатические номера и мирно спала, навеки заключив друг друга в железные объятия. Спать он не мог…
Тем временем КГБ отчаянно вел поиски Горского. Деликатно и даже ласково опросили мать и сестру, сам Трохин прибыл к Розанову и выслушал от него лично всю историю визита на квартиру.
— Куда он мог исчезнуть? Может, он у какой-нибудь бабы? — спрашивал Трохин.
— Бежать к бабе за день до приезда жены с детьми! Чепуха! — возражал Розанов. — У меня впечатление, что у него нервное потрясение…
— Ну и что?
— Возможно любое иррациональное действие вплоть до самоубийства! Да, бедняга, наверное, повесился!
«Ну и идиот! — подумал Трохин. — Конечно, он не знает, что Горский — шпион, но все равно… нести такую чепуху…» Он встал и направился к двери.
— Тебя на днях вызовут поговорить об этом деле более детально… — бросил он на прощание бывшему шефу.
Когда Лидии, приземлившейся с детьми в Шереметьево, сообщили об исчезновении мужа, она была так поражена, что не могла вымолвить ни слова. В сопровождении сотрудников КГБ она и двое маленьких девочек были препровождены на квартиру. Там времени терять не стали и с места в карьер начали допрос о жизни Горских в Лондоне: как часто отсутствовал муж? что покупали? были ли лишние деньги? с кем он встречался? как высказывался о советском режиме? не собирался ли остаться в Англии? как часто отлучался из дома по вечерам? В соседней комнате плакали девочки, оставленные на попечение сотрудника, Лидия нервничала, невпопад отвечала на вопросы, и в конце концов все закончилось истерикой.
И угораздило же именно в то раннее утро бригаде уголовного розыска проверить именно тот поезд, на котором ехал Горский. Искали группу бандитов, проверяли документы, пассажиры просыпались и чертыхались. Когда в дверь купе постучали, Горский твердо решил, что на его следы наткнулся КГБ и сейчас его арестуют. Он быстро достал яд, запрятанный в обручальном кольце, перекрестился дрожавшими руками и чуть было не отправил себя к праотцам. К счастью, разбуженные пассажиры начали галдеть в коридоре «уголовный розыск! уголовный розыск!», и это уберегло его от отчаянного поступка. Выдержав небольшой скандал из-за отсутствия билета (милиционеров сопровождал контролер), Горский снова пустил в ход удостоверение КГБ, и его оставили в покое.
— Перекрыть все аэропорты и вокзалы, послать его фотографию в уголовный розыск и во все филиалы КГБ в Союзе! — командовал Убожко.
— Аэропорты и заграничные поезда мы перекроем, а остальное сможем сделать
— Это вы… это вы просрали Горского! — бушевал Убожко.
На Московском вокзале в Ленинграде Горский не задержался, часы показывали четыре утра, но еще стояли белые ночи, и на улицах было светло. Он любил Ленинград и на миг забыл, зачем и почему он в этом городе, из такси он с нежностью смотрел на величественные здания Невского проспекта, на милые сердцу соборы.
— Далеко до автобусной станции? — спросил он таксиста.
— А вам куда?
— Рядом с Выборгом…
— Хотите, я вас подвезу? Не слишком дорого возьму…
— Нет, спасибо, у меня денег в обрез… — Горский боялся связываться с такси, ему хотелось раствориться среди людей и не привлекать внимания.
— Иногда в Выборге пограничный контроль, — заметил таксист, зарядив Горского новой порцией страха. — Нужно разрешение…
Данн и Фрей, прибывшие в Ленинград из Хельсинки, уже выезжали из своего консульства в большом фургоне с дипломатическим номером. Задняя часть фургона была загружена дипломатической почтой.
— Ну что же, Питер, по-моему, если нас выгонят из СИС, мы вполне можем пойти в дипкурьеры… — Данн старался бодриться, однако не мог сдерживать нервозность.
— Если нас сегодня не арестуют русские, — слабо пошутил Фрей.
Фургон, по обыкновению, сопровождало наружное наблюдение КГБ.
— Не нервничайте, — говорил Данн, — это рутинная слежка, они следили за диппочтой и до нас с вами, и так будет после нашего отъезда.
По странному совпадению, английский фургон обогнал автобус, в котором рядом со старушкой мешочницей сидел бледный Горский. Он посмотрел на дипломатический номер и вздохнул, — ему, конечно, и в голову не приходило, каким образом патроны собирались вывозить его из страны. Указание об усиленном пограничном контроле и фото Горского достигло погранзаставы рядом с Выборгом в субботу вечером. Пограничники ходили по проезжавшим составам и очень внимательно осматривали пассажиров. Автобус на пути в Выборг делал одну короткую остановку около туалетов. Во время стоянки к Горскому подошел статный, худой брюнет и сильно хлопнул его по плечу.
— Игорь, здорово! Какими судьбами? А я и не заметил, что мы в одном автобусе… Я слышал, что ты в Лондоне. И вообще большой человек! — брюнет немного заискивал.
У Горского пересохли губы от неожиданной встречи, и он отделался неопределенными ответами. Случайный попутчик оказался сотрудником Ленинградского управления КГБ, с которым Горский когда-то учился в разведшколе, настырностью и настойчивостью он отличался завидными, а в Выборг ехал к проживавшим там родителям. Проворно и энергично пересадив старушку мешочницу на свое место, брюнет уселся рядом с Игорем, всю дорогу расспрашивал его о жизни в Лондоне и уговаривал провести с ним день в Выборге. Из портфеля он вытащил бутылку водки, и оба пили прямо из горлышка. Алкоголь вывел Горского из полуобморочного состояния, он стал даже улыбаться.
Питер Данн никогда в жизни не носил соломенной шляпы, столь распространенной в России, особенно среди мужчин около пятидесяти и выше, он с интересом оглядел себя в витрине магазина. Выборг понравился ему: чист, безлюден, со сносной архитектурой. Вокруг Дома культуры было пусто, и он сразу заметил Горского в сером костюме с огромными надставными плечами, измятом так, словно его жевала корова. Они обменялись вроде бы равнодушными взглядами, и по лондонской традиции Игорь пошел вслед за Данном, который зашел в магазин и, скользнув взглядом по полупустым полкам, повернулся к выходу, мгновенным движением руки передав тоже зашедшему Игорю смятый в комок кусочек бумаги. Игорь купил для вида банку шпрот, а Данн двинулся дальше, где ожидал его фургон. Филеры КГБ без всякого интереса посмотрели на очкастого, люмпенского вида мужика в жутком советском костюме и проследовали за фургоном. Даже если бы КГБ и успел направить фото Горского, узнать его было невозможно. Горский зашел в грязный туалет с оторванной щеколдой и аккуратно разгладил записку. Все было зашифровано, пришлось усесться орлом над вонючей дырой, достать листочек с кодом и, придерживая одной рукой дверь и вздрагивая от каждого шага, прочитать текст: «За нами «хвост». Ровно в два часа, ни секундой ни раньше ни позже, находитесь на улице Ленина, дом 15 во дворе рядом с аркой. Садитесь прямо в заднюю дверь фургона». Горский разорвал записку на мелкие части, засунул обрывки в рот и с трудом проглотил. Часы показывали 12.30. Он подошел к буфету со стойками, купил бутерброды с колбасой и сыром и граненый стакан кофе, который наливали половником из большой кастрюли. Ел он жадно, почти не прожевывая, — то ли от голода, то ли от возбуждения. Вдруг его вырвало прямо на землю.