Блейз Уиндхем
Шрифт:
День выдался солнечным и даже жарким для середины сентября. Танцоры в своих одеяниях из ярких лент с позванивающими колокольчиками грациозно двигались по траве, воскрешая древний танец. Когда они закончили представление, их пригласили присоединиться к гостям, а эрл одарил старшего из них пригоршней серебряных монет.
Местные музыканты заиграли на трубах, бубнах и барабанах. Энтони Уиндхем и Оуэн Фицхаг пустились в пляс с хорошенькими деревенскими девушками. К концу дня фляжки опустели, солнце медленно спускалось за холмы, и праздник понемногу стал затихать. Шутливый обряд» провожания в постель» был
— По-моему, это вообще нелепый обычай, — заметила леди Дороти. — Помню, когда я вышла замуж за Ричарда, я вконец растерялась от смущения. Вам еще повезло, Блейз.
Скажите, вы будете проводить Рождество здесь, в Риверс-Эдже? Кэтрин всегда устраивала великолепные рождественские балы — на все двенадцать дней рождественских праздников.
— Мне очень хотелось бы последовать ее примеру, мадам, — робко ответила Блейз, — но вы должны рассказать мне, как это делалось, ибо мне еще не приходилось управляться с таким большим домом. Боюсь, наши простые обычаи Эшби не подойдут для такого великолепного имения, где мне посчастливилось стать хозяйкой.
— Блейз Уиндхем, я буду только рада давать вам советы, но не сомневаюсь, не пройдет и года, как они вам не понадобятся. Однако с удовольствием помогу вам сейчас.
Большинство обычаев здесь сохранились неизменными со времен моего детства. Риверс-Эдж — большой дом. Должно быть, вы пожелаете пригласить своих родственников на двенадцать дней. — Леди Дороти буквально сияла от удовольствия, услышав просьбу о помощи от молодой жены брата.
— Отличная затея, — одобрил Эдмунд несколько минут спустя, когда его сестра с семьей отправилась домой.
— Мне не обойтись без ее помощи, — откровенно призналась Блейз. — Мне бы не хотелось нарушать обычаи, которые существовали в Риверс-Эдже задолго до моего приезда.
— Что ты за чудо, Блейз! В тебе сочетаются и очаровательная невинность, и мудрость не по возрасту.
— Вы льстите мне, милорд, я всего лишь обладаю толикой здравого смысла, и ничего более.
Эдмунд улыбнулся ее скромности.
— Тебе понравились наши соседи? — спросил он.
— Очень! Эрл Марвудский и вправду подыскивает себе невесту или он просто хотел польстить мне?
— Нет, он сказал правду: в течение двенадцати лет он был помолвлен с девушкой, которую выбрали его покойные родители. Прошлой весной она умерла.
— Сможет ли он стать достойной партией для одной из моих сестер?
— Несомненно! Ему всего двадцать пять лет, он — обладатель древнего титула, хотя и его поместье, и состояние невелики. Приданого, которое я назначил каждой из твоих сестер, будет более чем достаточно для такого брака. Ты уже подумала, кто может стать его невестой?
— Я еще слишком мало знаю его, чтобы сделать выбор, но думаю, подойдут Блисс или Блайт. Вы позволите пригласить Оуэна Фицхага на двенадцать дней, милорд?
— Разумеется, он будет только рад. У него не осталось родственников, и ему сейчас живется одиноко. Правда, он редко бывает в имении, чаще его можно увидеть при дворе.
— Странно, что он до сих пор не нашел жену среди придворных дам, — удивилась Блейз.
— Моя воплощенная невинность, при дворе есть немало женщин. Но даже если они свободны, они не относятся к тем, которых мужчины берут в жены. Однако
Проходили дни, сливаясь в недели. Стояла непривычно теплая золотая осень. Блейз объезжала владения супруга и уже в который раз изумлялась, как же они обширны. Эрл Лэнгфордский владел бесчисленными стадами овец и коров. Его сады простирались, насколько хватало взгляда.
Неподалеку от дома раскинулся огромный лес — королевским повелением семейству Уиндхем разрешалось охотиться там. Эрлу принадлежало девять деревень, в том числе и те две, через которые Блейз проезжала в день свадьбы. Более остро, чем когда-либо прежде, она осознала свой долг подарить мужу наследника. Никогда в жизни она и не предполагала, что такое богатство может принадлежать одному человеку.
Эдмунд Уиндхем ухаживал за молодой женой с изысканностью, на которую способен лишь мужчина с большим жизненным опытом. Не проходило ни единого утра, чтобы, открыв глаза, она не находила рядом на подушке какую-нибудь безделушку или другое свидетельство его любви.
Несмотря на то, что управление поместьем отнимало много времени, Эдмунд часто откладывал в сторону дела, чтобы побыть с Блейз.
Вскоре он обнаружил, что его женой стала сообразительная девушка с пытливым умом, готовая перенимать все, чему он только мог ее научить. Она умела читать и писать, ее обучили арифметике и церковной латыни — ничего подобного эрл не ожидал от девушки, выросшей в такой тихой заводи, как Эшби. Мало того, Блейз умела играть на маленькой лютне, у нее оказался чистый и высокий голос. Выяснив, что у Блейз есть способности к языкам, эрл начал расширять ее познания в латыни и еще добавил к ней греческий и французский.
Их жизнь отличалась приятной неспешностью, каждый день заканчивался у камина в гостиной Блейз. Вытянувшись на ковре перед жарким пламенем, Эдмунд рассказывал жене историю страны в виде притч и сказок. Об истории Блейз имела весьма смутное представление, и ей нравилось слушать низкий голос мужа, повествующего о королях и королевах, рыцарях и прекрасных дамах, битвах в Англии, Франции и в Святой земле, о придворных церемониях и турнирах.
Больше всего ее привлекали рассказы о правящей Англией династии Тюдоров. Она любила историю о том, как стали супругами принцесса Елизавета Йоркская и Генрих Ланкастерский, таким образом положив конец войне Алой и Белой розы, после чего в Англии вновь воцарились мир и спокойствие. Блейз плакала от жалости к бедной королеве Екатерине, жене нынешнего короля, которая сумела произвести на свет всего одного живого ребенка, принцессу Мэри.
И теперь ходили слухи, что после долгих лет брака король решил расстаться с женой.
— Но разве такое возможно? — однажды вечером спросила Блейз у Эдмунда.
— Такое уже случалось, — напомнил ей муж.
— Но ведь она — его жена перед Богом и людьми, милорд!
— Генрих — король Англии, Блейз, и у него должен быть сын. А Екатерина Арагонская, по всей видимости, не в состоянии родить здорового сына и, если слухи верны, вообще больше не сможет рожать. С благословения церкви другие христианские королевы отрекались от власти, некоторые даже уходили в монастырь. Другие просто удалялись от двора, и за такое бескорыстие и муж, и весь народ относились к ним с почтением.