Блин комом
Шрифт:
Я с наслаждением вдохнул зеленоватые пары, насыщенные магией смерти. Организм тут же забился в агонии, заставляя конечности мелко поддергиваться. Болью оказалась пронизана каждая клетка моего тела. Прекрасной, очищающей болью.
Выдох.
«Целительная Медитация».
Умный Еж с ухмылкой посмотрел на меня из-под надетых артефактных очков, хмыкнул и вернулся к своим занятиям.
«Фея» заполнялась экипажем. Эдвард, как и Умный Еж, что-то клепал в каюте капитана с начала пути и выходил на свежий воздух лишь для утреннего променада. Потом приползла Аливеолла,
А вот на то, что от вдыхания некротических паров у меня растёт Дух, Стойкость и «Целительная Медитация» я смотрел едва ли не со слезами на глазах. Дотянуть бы до борделя раньше, чем эта отрава прекратит на меня работать…
Что именно делает Умный Еж — я понять не мог. Выглядело происходящее, как работа фотографа в те времена, когда пленки нужно было проявлять — он что-то вымачивал, высушивал, готовил растворы и составы. Каждое готовое «фото» выглядело как побитый жизнью пергамент, на который некромант вслепую наносил очень сложный рисунок невидимыми чернилами и откладывал в сторону. Материал под свитки?
Светлана, «Брюс» и Барин… пили. Вчера, неожиданно для всех четверых, я узнал, что при наступлении «Этих Дней», у меня автоматически и бесконтрольно включается «Прозрачная Кожа». Вышел вечерком наорать на них за то, что слишком громко разговаривают прямо у борта нашего кораблика, полностью игнорируя нужды страдающих орков, в результате — локальная истерика и три метательных ножа, воткнувшиеся мне в разные части тела.
Похоть, хреновое самочувствие, зарастающие от ножей эльфийки дырки в теле и терапия в виде газовой камеры. Чудесно.
Под вечер, не выдержав однообразия такой «прокачки», я закутался в свою безразмерную черную робу и вышел к народу. У накрытой на палубе «Ямато» скатерти сидели хорошо выпившие Бессы — капитан со своим вторым помощником, матриарх и стражник Эйнура. Проигнорировав злые взгляды, я уронил пятую точку на палубу и залпом выпил кувшин неплохого пива.
— Я уж не помню, когда так срался, — покачал головой Барин, глядя на мелькнувшую в рукаве робы мою руку, бесстыдно демонстрирующую всё, что обычно скрывает кожа, — Ну ты и чудище, Джаргак. Тебе другое прозвище надо… но у меня приличных слов нет, чтобы придумать.
— Я сам не ожидал, что так получится, — скрежетнул зубами я, — Изменился лишь недавно.
— Ничего себе тебя перекорежило. Хвост, серость, кожа пропадает… а морду тоже перекосило? — продолжил любопытствовать медведь.
— Морда, хвост и …ик… рога — у него раньше были, — сдал меня очень пьяный «Брюс» и сделал рукой плавный, но никем не понятый жест, — А вот… ну короче… ну кожа — это недавно!
— Ну и уродство… — осудил меня медведь, припадая к жбану с чем-то алкогольным.
— Вот чья бы корова мычала! — искренне возмутился я критике от говорящего медведя, почему-то представляя себе его взаимодействие
Решив не мелочиться, я бабахнул ему этот вопрос прямо в морду лица, поддерживаемый согласным гулом и иканием окружающих, в том числе и ехидно ржущего О’Рейли. Медведь смутился и ответил нечленораздельным матом, что еще сильнее раззадорило всех, включая Светлану. Удачно переведя стрелки и наблюдая за начавшейся дискуссией, которую начал вести трезвеющий на глазах «Брюс», я даже немного отвлекся от собственных ощущений.
— Джед, так почему вы этот гроб так назвали? Это же имя знаменитого японского корабля, — решил повторить я успех с вопросом в лоб.
— Это к капитану! Он чемпион мира по идиотским названиям для дирижаблей, — отмахнулся тот и приник к своему кувшину.
— Закрытая информация! Отвалите! — вальяжно махнул лапой медведь.
— Как вы лодку назовёте — так она и поплывет, — решил я надавить бородатой цитатой, — А настоящий «Ямато» очень плохо кончил…
— Сами разберемся! Не боись! — медведь широко махнул передней лапой, сидя на заднице, — За пару дней ничего не случится!
— Обойдешься, мохнатая рожа, — погрозила ему кулачком Светлана, — Мы завтра с утра вылетаем в Октябрьск! Хотел нас задержать до прилета ваших дознавателей? Нееет, милый — они твою печень клевать будут!
Медведь начал плаксиво ругаться. Я его понимал, потому что сталкивался в свое время с дознавателями «Академии». Даже если у них не было одноименного класса, работу они свою знали на «ура», выдаивая из подвернувшегося под руку индивидуума все, что он хотел рассказать и в десять раз больше по косвенным признакам. Сборщики информации, умеющие выжать сок даже из камня… под видом светской беседы. Встречаться я с ними не хотел до колик, прогнозируя конфликт — не с моим сходящим с ума либидо участвовать во вдумчивой беседе.
Все-таки слабенькую реакцию выдал медведь… значит мой внутренний «я» был прав. Либо у Барина реально страсть к идиотским названиям дирижаблей и талант эти названия проталкивать.
Следующим утром «Железная Фея» отчалила от постепенно замедляющегося крейсера, беря курс на основанный бессмертными Октябрьск. Мы сидели в кают-компании и радостно «делили апельсин», выжатый Светланой из жадного медведя. За помощь и неразглашение каждому досталось по кругленькой сумме в полторы тысячи золотых, что меня, бывшего без единого гроша в кармане, сильно радовало. Конечно, сложно чувствовать себя бедным, везя в город дракона, обещавшего тебе четыре кило драгоценных камней, но вот торопиться с их продажей было бы… не разумно. А я сейчас, хоть и сидел на одном месте, но очень торопился.
Порадоваться жизни мы не успели, «Брюс», без лишних эмоций утащивший наличку в карман и вышедший на свежий воздух, завопил так, как будто его режут. Вся команда, кроме куда-то подевавшегося Бенедикта тут же высыпала на свежий воздух и уставилась туда, куда показывал «защитник».
— А он… точно был красного цвета? — с сомнением спросил Умный Еж. Остальные, кроме Эрназы, дружно покачали головой. В отличие от просидевшего в трюме некроманта, мы немало погуляли по «Ямато». Тот был покрыт серой краской.